Раньше мне и в голову не приходило отправиться к Серегерю, но нынче захотелось повидать что‑то новое. Прикинув, что на день своих запасов мне хватит, я поправила пояс и устремилась вперед.
Сначала путь тянулся по негустому березняку. Словно бахвалясь удалью, солнечный Хоре
Я сняла лыжи, прислонила их к стволу ели и, увязая в снегу, двинулась к незнакомцам:
– Не погоните?
– А чего тебя гнать? – осторожно ответил все тот же словен. – Ты птица вольная – когда захочешь, тогда и уйдешь.
Я присела у огня и потянулась к нему руками. Пламя лизнуло пальцы рыжим языком. Согревшись, я оглядела охотников. Из‑за меня разговор у них явно расстроился. Изредка один или другой кидали какие‑то, ничего не значащие замечания, но, не зажигая общего интереса, они угасали, словно вылетающие из костра искры.
– Ты, девка, откуда пришла? – наконец не выдержал второй словен. – По говору наша, а все же речь какая‑то не такая.
Таиться от незнакомых охотников было бы глупо, и я честно ответила:
– Родом из Приболотья, а нынче живу у деда, на Уже. Слыхали о таком озере?
– Это которое у Красного Холма? – заинтересовался мерянин. Я кивнула.
– Ходил я там, – улыбнулся он. – Раньше на Уже охота была, что гулянка – куда ни сунься, всюду зверье. Казалось, будто тамошний Лешак сам навстречу человеку дичь гонит, а как лесное печище на Холме сгорело, так дела совсем плохи стали – пушного зверя мало, зато волков хоть пруд пруди.
– Я там недавно, прошлого не ведаю, но зверя бью и не жалуюсь, – откликнулась я.
То, что мерянин знал Ужу и Новое печище, сблизило нас. Он выковырял из костра кусочек обвалянного в золе мяса и протянул мне:
– Держи. Сама, что ль, зверя бьешь?
– Сама, – принимая угощение, ответила я. – Дед стар стал, а больше родичей нет, все в Приболотье остались – вот и приходится вертеться.