Он поднял руку и перед писателем на таком же эфирном столе появилась тарелка. Вдруг на тарелке появилось семечко, в мгновение ока оно дало ростки. Появились листья, стебель потянулся вверх, расцвел, из цветка появился один единственный баклажан. Он рос. Сначала был бледный, потом синел, синел до черноты. И когда вырос примерно до двадцати сантиметров, упал на тарелку. Ботва исчезла. Он оказался порезанным и появился приятный запах вкусной пищи.
И здесь писатель подумал о таком простом и таком сложном компоненте как время. В каждом живом, (а писатель уже знал, что в Мире всё живое), у этого самого времени существует разная константа! Разная точка отсчёта и разная шкала измерения! Вот например микроб! Он живёт по измерению моего времени всего сорок секунд! За эти сорок секунд паскудный микроб, (дай ему бог здоровья, если он полезный!), успевает родиться, вырасти, несколько раз жениться и развестись с женой, если он двуполый, нарожать детей таких же микробов, дождаться внуков, черт побери! и умереть! Значит мои сорок секунд время чисто условное. Чтобы мне проделать то, что успел микроб нужно земных восемьдесят лет. Тогда оказывается, что сорок секунд и восемьдесят лет равны! Вот какая она загогулина!
Но, еда дымилась на столе.
Пожалуйста, ешьте! послышался голос профессора. Вилка и нож лежат рядом. Кстати! Вилка и нож тоже, чёрт побери, константа! Как бы мы не стремились вперёд, какими бы шагами не гнались, хоть сверх скорости света, что уже возможно, но от самих себя не можем уйти ни на шаг! Ни на шаг! А так, представляете, убежал от себя, сел на какой нибудь кочке и смотришь как ты сам ковыляешь по миру, как по ржавым шпалам, чтоб дойти до самого себя И повторить тоже самое, или всё поменять! Но есть что-то не меняемое, лишь развивающееся!
И профессор ткнул пальцем в свой лоб.
Вот где я сам. Ни в каком органе, даже не в генах, а вот здесь, хотя это тоже имеет свой геном. Мой единственный, не передаваемый. Личный! Клеймо моё. Мой сын не может мыслить так как я, его мысли могут быть подобные моим, но они другие другой спектр, другая окраска!
Профессор, но вы же только что отрицали единого Бога, сказали, что он в каждом мега-анклаве свой, или что-то подобное.
Профессор задумался, потом, как бы встряхнул из себя сон.
Кстати о Боге. Да меня создал Бог. Через уйму там эволюций, но не будем об этом. Главное Бог создал Мир. Не так ли?
Да так, это мы усвоили ещё с молоком матери.
Вот, вот! Если Бог создал Мир, значит он появился раньше Мира! Логика!? Где логика!? Если Мира ещё не было, а Бог уже был, то где он обитал вне Мира!? Кто ответит на этот вопрос?
Но библия говорит, что был Хаос, что Бог из Хаоса создал и твердь и небеса и свет!
И вы, молодой человек, полагаете, что из Хаоса могло появиться, что-то путное, вроде Бога? Нет, молодой человек, вот здесь табу! Стена! И не дай Бог, нам разрушить эту стену, и не то, что разрушить, а продвинуться хоть на йоту вглубь её! Каюк! и профессор задумался.
Писатель вынул из кармана исписанные листы и хотел их подать профессору. Но тот махнул рукой и сказал
Оставьте. Я их читал.
Писатель посмотрел удивлённо и растерянно.
Я их читал в самом зародыше. Ещё тогда, когда вы их черкали и переписывали вновь и вновь. Я читал их в вашем личном файле. Там есть всё. Даже, если б мне не было противно я смог бы заглянуть и в ваш туалет, и под вашу простынь. Но мне это ни к чему. А вот пишете вы не интересно и не логично. Я же просил вас поучиться у вашего прадеда, так нет. Опять за своё!
А в чём нет логики? робко, почти пропищал писатель.
Да во всём! Что за странное поведение собаки, или хотя бы со старичком? От реальности ушло, а до мистики не дотянулось. Там у вас есть ещё не задействованные персонажи. Например нищенка с дорогим браслетом. Что она делает? Где она? Ах, у вас ещё будет продолжение? Тогда вот что? Выставьте то, что есть, если будут читать продолжайте. Заходите, я буду рад
Глава 5. Спасение Янко от дяди Гыбы и тёти Лузы
Мост был заблокирован. Там примостились дядя Гыба и тетя Луза в разных концах моста. Они чувствовали, что Янко где-то здесь. Тем более, что в поле зрения появился старичок с петухом, который что-то знает. Им так казалось. Для того, чтобы не уснуть тетя Луза каждые полчаса упрекала дядю Гыбу, в том, что он воспользовался ее обмороком, и при самом солнечном свете рассматривал ноги Тети Лузы выше колен. Пожалуй он и раньше их видел, но то было почти в полной темноте, или при тусклой свечке. А здесь при солнечном свете! Что бы могли подумать в приличном обществе? То-то!
Дядя Гыба в начале молчал, но когда тетя Луза повторила это третий раз, ожидая словесного восторга дяди Гыбы о её ногах, он не сдержался и чуть не крикнул
Что ты старая карга гавкаешь! Да такой тошнотворной отравы, как твои ноги, я в жизни не видел! Мне всегда рвать хотелось при виде твоих ног. Если бы мне не нужен был Янко, я бы и он махнул рукой.
У тети Лузы в горле дыханье сперло. Она что-то хотела, то ли возразить, то ли упрекнуть в несправедливости, но с горла вылетело только клокотанье. Когда клокотанье перешло в кашель, потом в шипение, потом в какоето междометие, и после, когда отдельные слоги постепенно начали превращаться в слова, тетя Луза, вся обливаясь справедливо гневными слезами сказала
Еще ни один мужчина в моей жизни, а я их повидала, ой сколько! Не посмел меня так оскорбить! Даже последний муж мой, чтоб он был прокл ой, что это я? Царство ему небесное!.. не посмел сказать ничего подобного о моих ногах! Пусть бы только попробовал! А ты дядя Гыба? Я же думала отдам тебе остаток своей драгоценной жизни я же думала, когда продадим Янко, то заживем ой как! А ты все мои надежды Ладно. раз ты так запел, то я умываю руки. Лови сам своего Янко Тетя Луза кряхтя встала, плюнула в сторону дяди Гыбы, благо он был по ту сторону моста, и сделала несколько шагов в поле, по направлению к своему дому.
А, ну-ка стоять, старая размазня! Крикнул дядя Гыба если упустим Янко, ты первая будешь болтаться на виселице. Ты еще не знаешь отпрыску какого великого и властного человека нужны его органы! Если я скажу, ты упадешь замертво и не встанешь! Чтоб ты не упала и могла продолжать поиски я промолчу.
Здесь дядя Гыба, а скорее писатель, что-то перепутал. В этот отрезок времени о органах могли только мечтали фантасты. Ну ладно. Пойдём дальше. Я же написал, что это полуфантазия, хоть и списанная с натуры.
Тетя Луза встала как вкопанная и ее затрясло как в лихорадке. Она, где стояла, там и села. Через какое-то время дядя Гыба успокоился и уже мирным тоном спросил
Ты не припоминаешь никакого события связанного с Янко, может, что-то говорили соседи, или еще что?.. И тетя Луза вспомнила про нищенку, просившую отдать ей Янко, и про котёнка, которого она ему подарила, но при этом не преминула добавить, правда ли, что он так думает о её ногах, или пошутил? Дядя Гыба помолчал, потом добавил.
Ты когда нибудь пекла хлеб?
Да ответила тетя Луза а что?
Не случалось ли у тебя так, что ты тесто заквасила, но по какой-то причине не испекла и только через неделю заглянула в бочку
Да, было так, а что?
И что ты увидела в бочке?
Ой, страх Божий! Такое вонище и все расползлось, аж через верх эта вонь лезла а что?
А то, что ты похожа сейчас на то твое тесто расползлась, аж через верх лезет и прет как из твоей бочки!
Тетя Луза всхлипнула, потом заплакала чуть громче, но вспомнила про виселицу, замолчала. Что в её душе сейчас творилось, могут знать только те кто чувствует оскорбленную женскую душу.
Тем не менее она уснула раньше. Дядя Гыба как не боролся со сном, как ни пугали его последствия исчезновения Янка, все равно, облокотившись для безопасности о стойку перил моста, захрапел. Что ему снилось в эту ночь, он никому не рассказывал. А может забыл. Потому, что проснулся он в то время, когда хотел повернуться на другой бок и свалился в воду.