Не было никого и этим утром.
Оставив машину на краю обрыва, мы с Лерой спустились по асфальтовому хребту вниз, к самой воде. Пока девушка разглядывала – "ой, смотрите, шеф, какая прелесть" – разноцветные голыши на берегу, я разыскал в зарослях пожухлого камыша мятое ведро. Вытряхнул из него жжённые тряпки и установил на макушке торчащей из земли бетонной глыбы. После чего, отойдя на дюжину шагов, достал из кобуры кольт, извлёк из паза магазин с заговорёнными патронами и вставил с обычными. За те секунды, что занимался этими несложными манипуляциями, сочинил хайку:
пустое ведро -
в него заглянул, а там
холод колодца.
Подумал между делом о справедливости тезиса, что источником вдохновения может служить любая дребедень, передёрнул затвор, поставил пистолет на предохранитель и огляделся – не объявился ли кто чужой? Никого кроме нас на берегу не было, и я окликнул Леру. Она от нечего делать уже пускала по воде "блины". Когда подошла, сунул ей в руку пистолет и, указав на импровизированную мишень, сказал:
– Давай, подруга, мочи, как учил.
– По тому вон ведру? – уточнила она, переложив пистолет из правой руки в рабочую левую.
– По ведру. Только представь, что это…
– Гад Никита?
– Ни в коем разе. Обида это твоя. Якши? Обида.
Девушка кивнула, тут же встала в боевую стойку и сняла пистолет с предохранителя. Затем, прикусив от напряжения губы, взвела курок и замерла в ожидании приказа.
– Давай, подруга, – скомандовал я. – Убей её.
В следующий миг девушка старательно прищурила правый глаз, прицелилась и по науке плавно потянула спусковую скобу.
– Не правым, целься, дура, левым, – заметив грубую ошибку, гаркнул я.
Лера испугано моргнула, быстро исправилась и, затаив дыхание, через секунду открыла огонь.
Попала, естественно, не с первого и даже не со второго, а только с третьего раза, после чего походкой киношного ковбоя подошла к отлетевшему далеко в кусты ведру и, окончательно превращая его решето, сделала четыре контрольных выстрела в упор. Оглянулась на меня горделиво, радостно взвизгнула и стала под собственные истошные песнопения исполнять танец живота.
А я глядел на неё, глупо улыбаясь, и думал: как же всё-таки мало нужно человеку для счастья. Просто ужас, до чего мало. Пустынный берег реки, ржавое ведро и семь патронов сорок пятого калибра.
Когда девушка, пообещав приготовить нам кофе, вышла из кабинета, я в двух словах ввёл Вуанга в курс дела. Воин лишних вопросов задавать не стал (ему достаточно было услышать "олькхалмэш-арх", что в переводе с дарса на русский значит "человек, пленённый духом"), поработать какое-то время телохранителем согласился, сунул за пояс выданный револьвер с заговорённым свинцом в барабане, и, пододвинув кресло к окну так, чтобы видно было крыльцо, сразу занял наблюдательный пост.