— Это не упрямство! Я так говорю потому, что права! — рявкнула в ответ Джанелль.
Деймон понял, что не победит в этом споре, если она продолжит вести его с такой же позиции, поэтому он попытался заставить ее взглянуть на ситуацию с другой точки зрения.
— Ну хорошо. Нам действительно следовало доложить об этом. — Или принять более активное участие в разрешении проблемы…
Девушка окинула его взглядом, в котором сквозило подозрение.
— Почему это ты вдруг решил согласиться со мной?
Деймон иронично поднял бровь.
— Я-то придерживался мнения, что ты и сама предпочла бы, чтобы мужчины соглашались, — мягко произнес он. — Или мне следует возражать и дальше?
— Когда вы так быстро сдаетесь, это обычно означает, что вы собираетесь продолжить спор с совершенно другой точки зрения.
— Ты так говоришь, словно Первый Круг ничем не отличается от охотничьей стаи, — произнес Деймон, с трудом сдерживая смех.
— Полагаю, у волков они и позаимствовали эту тактику, — кисло заметила Джанелль.
Деймон начал нежно массировать ее шею и плечи.
Девушка закрыла глаза.
— А ты знал о том, что ты и Люцивар — единственные мужчины в Первом Кругу (не считая представителей родства, разумеется), которых Венья не попыталась затащить в постель?
— Со мной она не осмелилась бы заигрывать, — с обманчивой мягкостью произнес Деймон.
— И ей хватило ума не заводить подобные игры с Люциваром. Когда кто-то заставляет его оказаться в подобном положении, у него есть дурная привычка сначала бить, а потом разъяснять суть ошибки.
— Похоже, весьма успешный способ избавиться от навязчивого женского внимания.
— Угу. О да, вот здесь…
Деймон покорно сосредоточился на сведенной судорогой мышце, которая быстро расслабилась. Лаская и массируя, он незаметно притягивал девушку к себе, пока она наконец не прильнула к нему всем телом, обняв его за талию и опустив голову на плечо.
— Люцивару больно из-за того, что ты злишься на него, — тихо произнес он. — И всем мальчикам тоже.
— Я знаю, — вздохнула она. — Но я слишком устала, чтобы придумывать для каждого подходящее задание. Видимо, придется больно удариться пальцем.
— Прошу прощения? — Его руки на мгновение замерли на ее плечах.
— Я больно стукнусь большим пальцем на ноге, а потом позволю им суетиться, бегать с полотенцами, грелками, носить меня на руках, и тогда все поймут, что я больше на них не сержусь.
— И что, все действительно подумают, что ушибленный палец — серьезное повреждение?
Джанелль фыркнула:
— Разумеется, нет. Это что-то вроде ритуала.
— Ясно. Королева не может просить прощения за наказание, но обязана продемонстрировать, что оно окончено.
— Именно. Если бы речь шла только об одном из них, то я попросила бы помощи в каком-нибудь деле, с которым и сама могла бы справиться. Тогда мужчина понял бы, что я на самом деле не сержусь. Но раз уж провинившихся так много, придется позволить им суетиться, — проворчала Джанелль. — Они будут бегать вокруг, старательно взбивать подушки, подтыкать одеяла, которые мне даром не нужны. И заставят спать днем.
— Значит, это не просто способ продемонстрировать прощение, но еще и шанс на мелкую месть?
— Месть не такая уж и мелкая. Обычно кому-то из ковена удается незаметно пронести книжку, которую я читаю во время «послеобеденного сна». Как-то раз папа зашел проведать меня, я поспешно запихнула книжку под подушку, но краешек все равно выглядывал.