Посмотрите, когда он говорит общеизвестные вещи или бесспорные, то смотрит прямо или на свои руки, а когда начинает рассказывать о событиях, то его, взгляд откатывается влево, он обращается к творческой части мозга, чтобы использовать фантазию, а не факты.
Комбат просмотрел этот момент еще раз и удовлетворенно поджал губы.
А этот, он повернул ко мне другого.
У него то же, да еще он виновато опускает глаза, когда лжет, и руки скрестил на груди, и ноги положил одну на другую.
А этот?
Этот, когда лжет, подносит ладонь к губам, как будто хочет прикрыть свою ложь классика жанра.
Комбат удивленно уставился на меня.
Я увлекался психологией, смущенно оправдывался я.
А знаешь, менталист, я забираю тебя к себе в штаб. Будешь жить в офицерском общежитии и работать у меня в секретарях, неожиданно заявил Комбат и довольный откинулся на кресле. Завтра поговорим с этими свидетелями, посмотрим, что они на это скажут. Ступай, собирай вещички. Сегодня же переезжаешь. Не хочу рисковать, там еще остались дружки виновного.
Я вышел из кабинета счастливый и ошарашенный. Надо же, как обернулось все!
Армейские радости
Два месяца прошло, как болезнь вернулась. За это время Федор смог убедиться, что голоса в его голове это реальные мысли людей.
За это время он ни разу не видел тех загадочных и красочных снов, что были прежде, и это серьезно подталкивало его к размышлению о невероятной правде. Похоже было, что Федор одна из ипостасей Нострима, который захватил не только его, но и Тонье, в свое время.
Был ли он с ним всегда, или вселился в него в детском возрасте, но факт оставался фактом, этот Ностирим наделил его сверхестественными способностями.
Чем больше он думал об этом, тем страшнее ему становилось. А еще надо было признать реальными все приключения из его снов. Ему постоянно хотелось вернуться туда, но не было никакой возможности, он не знал, как это сделать, и возможно ли это.
Ему казалось верным предположение, что со смертью Тонье, он вернулся в свое прежнее тело, которое некоторое продолжительное время жило само, без него. И тогда приходилось признать, что он на самом деле не Федор, а тот самый Нострим, потому что именно он переносился в другие миры, а настоящий Федор, тем временем, оставался дома, в Москве. И только пользуясь его памятью, он мог вспомнить, что происходило в этот период, но пока он не задастся целью вспомнить, в его голове нет этих воспоминаний.
Это просто сносило крышу. Как можно было к этому относиться? Но мы есть те, кто мы есть, и поэтому он скоро обжился с этой мыслью и задался целью раскрыть свои скрытые возможности.
Теперь он уже не только слышал мысли окружающих, но и вспомнил, как погружаться в головы людей находящихся от него на значительном расстоянии.
Комбат был замечательным человеком и командиром. За эти два месяца они сильно сблизились. Между ними пролегли тихие тропы молодой дружбы, пока еще ни к чему не обязывающие, но уже приносящие много приятных минут совместного труда и досуга.
Все было хорошо, пока не пришло время квартального заседания штаба, где должны были собраться все местные командиры, для обсуждения важных организационных вопросов.
Ничего не предвещало беды, и когда Комбат сказал, что хочет видеть его на этом совещании в качестве секретаря, то не было в этом ничего странного.
Утром того дня, Комбат неожиданно подошел к столу секретаря.
Мне бы хотелось, чтобы на заседании ты смотрел в оба, может заметишь в поведении людей чего интересного, а потом обсудим, угу? Проговорил он тихо, доверительно.
Федор согласно кивнул, и подумал, что долго же он собирался духом, чтобы воспользоваться секретарем.
Собрание было назначено на два часа дня, но без четверти все уже собрались, и заседание открыли.
На повестке было несколько вопросов, суть которых совершенно не интересовала Федора. Его задачей было присмотреться к людям.
За то короткое время, что он провел в армии, он убедился, что большинство военных люди до крайности грубые и пошлые. Даже если они на людях не показывают своего внутреннего человека, то заглянуть в их мысли порой бывает сущим наказанием. По этой причине Федор старался отстраняться от мыслей этих людей, но не сегодня. Ведь у него было задание.
По-началу он не знал, за что зацепиться, кого слушать. От какофонии голосов у него начинала болеть голова. Пришлось сменить тактику. Он скользнул по поверхности, не прислушиваясь, но и не отстраняясь, чтобы найти хоть что-то интересное.
Оказалось, что едва ли пара человек думала над насущным вопросом. Все остальные были заняты чем угодно, только не заседанием.
Несколько человек прямым текстом думали о том, чтобы это заседание поскорее закончилось, потому что у них есть дела поинтереснее.
Вдруг у одного из мужчин он ощутил агрессию. Что-что, а этого он тут не ожидал. Прислушался.
Этот мерин до сих пор не подозревает, что ребенок у его женушки совсем не его, думал крупный мужчина довольно брутальной наружности.
Неожиданно Федор осознал, что эти мысли направлены на Комбата. Что речь идет именно о его жене и ребенке. От неожиданности его бросило в жар. Этого еще не хватало! Зачем ему подобные тайны? Что он будет с ними делать?
Завтра в увольнении мы с ней повеселимся, а он пусть работает. Он тут нужен больше, продолжал смаковать свои мысли тот.
Федору стало неприятно от дальнейших подробностей, и он отстранился.
Больше слушать уже никого не хотелось. Мало ли, что может всплыть. Уж лучше неведение.
Но настроение ухудшилось. Как он оказался замешан в это неприятное дело? Теперь на нем ответственность, но как поступить правильно, он понять не мог
С одной стороны, дружба обязывала его рассказать всю правду Комбату, но как объяснить, откуда он это взял? С другой, это может быть чревато, не только для их отношений, но и для жизни его жены и ребенка. Что если от его слов в последствие они разведутся, ребенок будет расти без отца
Сложный выбор.
Совещание окончилось, и в комнате повисла атмосфера всеобщего удовлетворения. Некоторые были рады, что организационные вопросы решены, и эта рутина уже позади, еще три месяца можно работать спокойно. Другие радовались, что на их долю в этот раз не выпало никаких дополнительных задач, а значит, не будет дополнительной отчетности и лишней бумажной волокиты. Но большая часть, все-таки воодушевлялась сиюминутной свободой. Одни хотели поскорее побыть в кругу семьи, другие напротив, рассчитывали еще успеть сходить налево, а кому-то просто не терпелось сделать ставку и просадить пару-тройку завалявшихся рублей в казино. Люди еще не вышли из зала заседаний, а уже никто не думал про работу.
Что скажешь? Счастливо улыбнулся Федору Комбат и обнял его по-отечески за плечи, когда они остались в зале одни.
Даже не знаю, честно признался тот и тяжело вздохнул.
Что такое, мой мальчик? Заболел?
Нет, физически со мной все в порядке. На заседании кое-что произошло, и я не знаю, как вам об этом рассказать.
Говори как есть, а потом разберемся, Комбат поставил саквояж к ножке стола и пригласил Федора присесть.
Тот человек, крупный такой мужчина, третий от вас сидел, справа, начал неуверенно он.
Ну, Геннадий снабженец, подсказывал, как в школе, Комбат.
Геннадий. Он все заседание вел себя очень специфично что ли. У него к вам, определенно, скрытые негативные отношения имеются, Федор пытался подобрать слова и при этом не сболтнуть лишнего.
Что еще за скрытые отношения? Напрягся Комбат.
Так ведут себя предатели. Может быть, он метит на ваше место и клевещет в высшие инстанции; может, соблазнил вашу жену, и втуне посмеивается над вами; или просто ненавидит платонически, без всякой веской причины, но такое бывает реже.