Дети же ежедневно контактировали со мной и решали с моей же помощью свои сложные для них проблемы. И каждый раз наши диалоги начинались со слов: «дедушка Ваня». И я уже привык к почётному званию Дед, и не мыслил себя без него.
Однажды, когда я уединился с АрТиСи в гараже и занимался профилактическим осмотром персональных антигравов, ко мне прошмыгнула Веста. Одна, без Саньки. Стояла рядом и некоторое время наблюдала, как я мучаю биона, выпытывая у него тайны устройства устаревшей модели привода антиграва, и какое количество композитной смазки необходимо для пульта управления. АрТиСи монотонно озвучивал главы из инструкции по применению. Я вникал. А Веста попросила меня наклониться к ней и шёпотом спросила:
Дедушка Ваня, ты хочешь быть моим папой?
Выслушивая монотонное бормотание биона и вникая в озвученную им информацию, я не сразу понял услышанное от девочки то ли вопрос, то ли тайное пожелание и неосознанно ответил:
Конечно Веста! Иди, не мешай мне заниматься ремонтом!
И я хочу!
Веста улыбнулась, чмокнула меня в небритую щёку и убежала.
Потом АрТиСи провёл для меня экскурс по инструкции к телепортану Радмилы. После этого я вывел из ангара отрегулированный с помощью биона семейный пятиместный антиграв и намеревался прогулять детей и Радмилу под дождём в Сырую пойму, но меня позвали к обеденному столу.
Веста и Санька решили иначе. Затянувшиеся муссонные дожди нам всем надоели, и дети предложили совершить вояж в рассветное солнечное утро к озеру с водопадом. И чтобы невысокие горы с тропинкой к воде, и чтобы небо было чистым, а над озером и водопадом туман. Или спустившееся с гор белёсое облако
Это пожелание было высказано АрТиСи, и тот за пять минут отыскал на Аргентине прелестный уголок в горах Чили. Над этим материком рассвет только начал созревать. Остывшее ватное облако сползло по склону и по многочисленным струям-водопадам в миниатюрное озерцо, спрятанное среди разрушенных водой и ветрами скал. И всё это словно ожидало нашего присутствия.
До рассвета ещё было время, и нас потянуло в ущелье к озеру и водопадам. Телепортан мы оставили на плоском уступе, возвышавшемся над водной гладью озера, а сами спустились к берегу, усыпанному галькой.
И, конечно же, нас потянуло к падающим в туман струям. Их я насчитал десятка два. Они словно замерли в полумраке, и шума воды не было слышно. Совсем. Мне даже показалось, что струи замёрзли и поэтому не издают шума. Однако пенящиеся брызги, сопровождавшие потоки, говорили обратное водопады живы, они с рёвом врезаются в спрятанную под туманом водную поверхность. Но туман так плотен и вязок, что гасит этот рёв и грохот.
До струй четверть мили. И мы пошли, хрустя галькой, погрузившись с головой в вязкий прохладный туман.
Минут пять так шли, не меняя курса. И наконец, вышли из тумана к расщелине, через которую на нас смотрело голубое предутреннее небо. И никаких водопадных струй.
Ой, водопад пропал! воскликнул Санька и затормозил передо мной.
Галлюцинация! тихо сказала Мила и схватила меня за руку.
Па, мне страшно! прошептала Веста и прижалась ко мне с другой стороны.
Я тут же вспомнил мой первый поход внутрь инфузории, которая семь лет тому назад накрывала наш телепорт.
Поворачиваемся на сто восемьдесят градусов и наблюдаем инфузорию, сказал я и аккуратно потянул за собой Милу и Весту.
Ой, пискнула Веста, мы, оказывается, заблудились в тумане, и вышли назад! Идём снова к водопаду?
Инфузория нас не пропустит, притормозил я её порывы. Она где-то здесь, рядом.
Я начинаю изучать небо над туманом, над безмолвным пространством, запертым в ущелье, и обнаруживаю искомую луковицу с приплодом.
Чтобы сосредоточиться, тряхнул головой, активируя «визуальную аналитику». Мои спутники Мила и дети видят то же, что и я.
Чёрный шар центр инфузории висит в пятидесяти ярдах над нами, рядом с выступом, где мы припарковали телепортан с АрТиСи. Он виден на светло-голубом небесном сегменте снизу. Но мы, паркуя телепортан на выступе скалы, не могли увидеть его на сером фоне скал. А инфузория была рядом.
Минутное оцепенение прошло, и мы побежали наверх.
Через пять минут наша компания сгрудилась на краю выступа и взирала на недоступный для осязания объект. Нас с инфузорией разделяло пространство в шесть футов. Два моих шага, и я смогу коснуться и физически познакомиться с доселе неведомым для меня существом.
Семь лет тому назад я видел вполне доступную мне инфузорию. Но тогда не обратил на «чёрное пятно» внимания. С ним контактировали мой сын Сергей и его подруга Хлоя.
А сейчас между нами обрыв и наполненная туманом пропасть.
Во мне зарождались идеи, как приблизиться к недоступному в сей миг Чуду. Подъехать на телепортане Милы? Грубо! Это может спугнуть инфузорию. Что ещё может человек, не имеющий крыльев и не умеющий левитировать?
Санька! Внук, унаследовавший от родителей аномалию.
Я посмотрел на притихшего возле меня мальчика.
Дедушка Ваня, а она зовёт меня к себе, шепнул он и сделал несколько шажков в пропасть.
Потревоженный Санькой камень, что лежал на краю обрыва, канул в белое безмолвие. Ответа снизу о достижении каменистого дня не последовало. А Санька продолжал шагать по вязким туманным барашкам к задрожавшей от нетерпения чёрной луковице.
Санька «обошёл» луковицу и коснулся особи ручками. И её дрожь прекратилась. Она стала подвижной. Она подчинялась мальчику.
Луковица медленно приблизилась к нам, словно подталкиваемая силой воли или возможностями левитации мальчика. Она уже рядом. От неё веет холодом, накопленным за ночь.
Предрассветные сумерки согреть доверившуюся нам сущность не могут. А мы можем. Мы просто обязаны это сделать
Ей хочется ласки, добра от нас, от пришельцев из иного мира.
Мы пришли, придумали имя новому миру и принялись творить свои дела, чтобы выжить и хорошо жить здесь, в чужом доме. В их доме. В доме, который заселён своими жителями колониями проволочников, особями инфузорий. Да просто иными для нас, но своими сущностями, которым здесь комфортно. Потому что здесь они дома.
Аргентина планета не наша. Мы гости. И нас пока здесь привечают.
Папа, Веста протянула ручки к зависшему перед нами существу. Она добрая? Она не кусается?
Не помню, чтобы инфузория причиняла человеку вред, ответил я и тоже протянул руки к шару.
Веста, почему ты называешь дедушку Ваню папой? Мила коснулась инфузории. Ой, а ей и впрямь здесь холодно!
Потому что нам так хочется! Мне и тебе! И этой беременной тётеньке тоже!
Почему беременной? удивилась мама Мила и посмотрела на меня. И вдруг засмеялась. Громко и, как мне показалось, радостно.
Дядя Серж и тётя Хлоя говорили, что планета Аргентина для инфузорий является родильным домом. Они прилетают из космоса, чтобы здесь разделиться на части. Они здесь размножаются.
Да, воскликнул Санька, мои родители однажды помогли инфузории размножиться, и после этого появился я!
Нужно отметить, что так громко и задорно я давно не смеялся. После смерти моей супруги, наверное, никогда. Так, похохатывал над другом Нати и над шутками умненького Саньки. Но сейчас, в этот удивительный момент моей зачерствевшей жизни, такое со мной происходит впервые.
Первые лучики Альфы преломились в висящих в воздухе капельках воды и высыпались на нас семицветной какофонией. И мы услышали тишину. Успокоились, притихли. Восемь тёплых человеческих ладоней и семь цветов радуги принялись нагревать инфузорию.
Я почувствовал нет, мы почувствовали, как инфузория вздрогнула и начала увеличиваться в размерах. Она стала теплее и мягче на ощупь. А потом принялась распадаться на части. Я насчитал пять долей. И впрямь, словно чесночная головка, рассыпалась в наших руках, вспыхнула зелёной виноградной гроздью, мгновение повисела в ярде над нами и растворилась в небесной голубизне.