Не может этого быть! восклицаю я. Так быстро?
Не задавай глупых вопросов, Володя. Раис встряхивает содержимое четвертинки и ставит её на журнальный столик. Сиди дома, читай, ухаживай за огородом, потихоньку тренируй застоявшиеся мышцы. Как только Светлов или Токарев сообщат мне о подвижках в расследовании, я приду к тебе. Думаю, что нам ещё предстоит кое-какая коррекция следственных действий. Тебе нужно взглянуть на показания старших Рейнов и оценить фотороботы мальчишек. Ты-то их хорошо рассмотрел?
Да уж
Ну, всё! Пока!
И Раис уходит через гараж на приусадебный участок, где всё выглядит так же, как и у меня. Только нет грядок с овощами и картошкой. Не видно и теплицы. Правда участок выглядит ухоженным, трава скошена, а под сенью старых яблонь стоит пластиковый столик и пара стульев. Я разглядел этот маленький пейзаж через плёнку портала, когда провожал волшебника в правильный мир. Хитрый прибор, похожий на тубу для чертежей, он всегда уносит с собой. У меня, признаюсь, однажды возникло почти неодолимое желание уйти за гостем в иной мир. Туда, где живёт моя вдова
Раис вероятно предугадывает мои тайные порывы и не оставляет вход к Маше открытым. Мало ли что надумает сотворить одичавший на войнах инвалид, живой плод какой-то там ошибки толи учёных, толи чародеев, ныне безвозвратный отставник Володька Соловьев.
А потом у меня и своя Мария Ивановна где-то обитает в этом мире
Скоро приедет.
Вероника звонила и обещала провести каникулы со мной и мамой в Слободе. Значит и Маша будет здесь
Время пролетело быстро. Занятый домашними делами и огородом я и не заметил, как в четвертинке с волшебным зельем осталась всего одна порция на сегодняшний вечер. На больное колено я уже внимания не обращал и не столбенел, когда нечаянно цеплялся за что-нибудь. Отметил только, что прострелянная на вылет голень несчастной правой ноги утратила не эстетичные рваные звёздочки от входного и выходного пулевых отверстий. Кожа стала мягкой и больше не чесалась. Припухшая от операции коленная чашечка стала нормальной величины. Шрам на плече от осколка взорвавшейся на боснийской земле мины тоже перестал напоминать о себе. Оспинки на лице, следы от каменного крошева, выбитого пулями противника, пропали. Остались белые пятнышки чистой кожи, которые быстро загорели под летним солнышком. Казалось, что и седина на висках стала пропадать. Во мне что-то непрерывно менялось. Мне было хорошо, и я об этом не задумывался. Жил нормальной жизнью, забытой, волшебной. Без военной суеты, без тревожных снов, без дискомфорта, оставленного в неустроенных военных палатках и временных вагончиках. Я медленно возвращался в необычную спокойную гражданскую жизнь. Привыкал к просторному сельскому дому, свежему воздуху и тишине, в которой не стреляют. Скучал лишь по моим женщинам. Вероника звонит почти каждый день. Маша, уезжая в Москву, запретила мне связываться с ней по телефону. Посоветовала побыть со своими проблемами одному. Мол, я ждала тебя двадцать пять лет, подождёшь и ты. Без подробных объяснений, собрала вещи и «исчезла». Московская тётя Зина сменила телефонные номера и не выходит на связь. А я в это время стал противен самому себе, терпел боли в теле и в душе. Месть за моё длительное отсутствие дома, рядом с семьёй, теперь кажется не столь жестокой. Страдания, которые я приносил Маше, неизмеримо больнее. Вот и получай, Вовка, сдачу с алтына!..
Пятый день после «явления Раджа» начинался как обычно. Будильник меня разбудил в семь утра. Умывание, лёгкая пробежка по участку с собиранием урожая огурцов, завтрак. Потом поездка на автобусе в Энск и возвращение оттуда на такси с жидкокристаллическим телевизором «Шарп» с диагональю экрана больше метра и стеклянным столиком для него. Старый «Панасоник» и тумбочку я выкинул в гараж. А «Шарп» установил на его место. На стенку, как у моей вдовы, я его вешать не стал. Потом «знакомился» с Настасьей Филипповной, ещё одной значительной героиней у Достоевского, и немного поспал после «знакомства». И всё это происходило до обеда. А к обеду появился Радж-Раис. Уставший и проголодавшийся.
Всё, что я «наметал» на обеденный стол Раис «смёл» со скоростью солдата новобранца. Поблагодарив за обед, уселся в моё кресло и с помощью пульта быстро настроил каналы, предлагаемые кабельным и спутниковым телевидением. Разговаривали о пустяках, короткими фразами. Я терпеливо ожидал от него сообщения о приглашении в отдел полиции. А Раис демонстрировал спокойствие и невозмутимость. Собрав выявленные поиском телеканалы в список без пропусков, шумно вздохнул и посмотрел на меня.
Переодевайся! Нас ждут через двадцать минут.
Звонили? справляюсь я, понимая, что вопрос лишний, но очень хочется получить чёткое доказательство продолжения и скорого окончания придуманного нами розыскного казуса.
Звонили, тихо удостоверяет меня Раис.
В кабинете Токарева стоит приглушённый гомон. Здесь присутствуют несколько офицеров в форме и штатском. Они рассматривают размноженные на ксероксе чёрно-белые портреты предполагаемых преступников. Делятся мнениями.
Из знакомых сотрудников в кабинете находится только следователь капитан Саврасов. Раис взглядом указал на молодого лейтенанта.
Котов, шепчет он.
Токарева и Светлова здесь нет.
Саврасов, увидев нас, громко командует:
Товарищи офицеры!
Здравствуйте! Раис задерживается у входа, не решаясь войти в компанию, где, наверное, обсуждаются вопросы, не предназначенные посторонним ушам. Продолжайте работать. Мы к Петру Петровичу по личному вопросу.
Да вы присаживайтесь, Раис Абидуллович, и вы, Владимир. Саврасов приглашает нас к приставному столику. Токарев и Светлов у начальника отдела на пятиминутке.
Созревает ощущение, что я выгляжу здесь посторонним зрителем. Меня не игнорируют, а воспринимают, как сопровождающее помощника депутата лицо. Основное внимание сотрудников полиции обращено к персоне Раиса. А я мальчик на посылках.
Я вовремя притормаживаю зарождающуюся где-то внутри зависть к посланнику из параллельного мира. Моя задача соблюдать нейтралитет и инкогнито. Хорошо, что документы, удостоверяющие личность, не спрашивают. Интересно, чтобы предприняли сотрудники полиции, узнав во мне покойного. Но, похоже, в качестве покойника я выглядел иначе. Те, кто видел убиенного Володьку в морге, на меня не косятся и не изучают с целью идентификации.
Меня коробит от промелькнувших в памяти образов. Убитых врагов и друзей за время службы насмотрелся. А себя представлять в этом качестве противно. Я даже вздрогнул при мысли об этом.
Сели. Саврасов положил перед нами два листа с фотороботами. Их передали из Москвы по факсу. Изображения на бумаге отпечатались не чётко. Я мельком взглянул на серые лица, описанные и нарисованные со слов старших Рейнов и подправленные компьютерной графикой. Оба лица мне знакомы. Старики хорошо запомнили основные приметы персон. Однако, узнав, что эти двое, погубили спасителя их ценностей, то есть меня, немного «сгустили краски». Парней я помню молодыми и симпатичными. А с фотороботов на нас взирают «телесериальные бандиты», с грубыми чертами, с тяжёлым взглядом из-под густых нахмуренных бровей.
Что скажешь, Володя? спрашивает Раис, наклонившись ко мне.
Похожи. Но так они будут выглядеть лет в сорок.
Ясно.
Раис окидывает взглядом окруживших нас офицеров.
Товарищ капитан, обращается он к Саврасову, вы ознакомились с поступившим из Москвы материалом? Кроме фотороботов у вас должны быть протоколы допросов старших Рейнов. И там, наверное, имеются словесные портреты лиц подозреваемых в совершении преступления.