Ага, протянула Даша, вернувшаяся с обеда. Так я и знала! Уже накидался!
Имею право, лениво ответил я, вываливая на стол горсть смятых купюр. У меня были удачные инвестиции.
В баре?
В преферансе.
Про то, что я и в баре немножко проинвестировал в себя, я счел разумным промолчать, чтобы помощница не спустила с цепей диких псов нравоучений. Хотя и эти вложения я считал весьма успешными, о чем красноречиво напоминала головная боль и сухость во рту.
Котов, ты фужеры хоть иногда моешь? сморщила носик девушка.
Зачем? пожал я плечами. Я их дезинфицирую.
К тебе сегодня снова приходил этот вчерашний с Иришкой, добавила секретарша, с особой язвительностью выделив последнюю фразу. Обещали вернуться после обеда.
Он ничего не забыл? поинтересовался я, окидывая взглядом кабинет.
Нет, сегодня ничего не забыл.
А жаль, разочарованно вздохнул я. Лишний полтинник мне не помешал бы
Подышав на кировский "Маяк", я протер циферблат. Отлично! У меня еще есть время пообедать! Я плеснул рома в фужер и опрокинул содержимое в себя, ощущая, как по венам разливается коктейль из калорий и промилле, раскрашивая серость бетонного мира всеми цветами радуги, как малыш, впервые дорвавшийся до гуашей, изображает какофонию красок на листе ватмана.
Это бардак! Беспредел!
Похоже, я слегка переборщил с обедом, да будет мне прощен сей каламбур, и немного задремал. Мне снились бескрайние снега заполярья, свирепые метели и лютые вьюги, блаженно холодящие раскаленный организм, и прелестные комсомолки в открытых красных купальниках, с синеющей на морозе кожей, переполненные радости оттого, что мое разыгравшееся воображение не закинуло их в еще более знойный ад, чем Чикагинск на Черноморское побережье.
Я едва успел привести себя в божеский вид застегнул помятую рубашку и подтянул узел галстука, как в кабинет ворвалась Иришка с агрономом.
Вот, Котов, полюбуйся! женщина швырнула на стол лист бумаги.
Протерев глаза, слезящиеся от ненавистного солнечного света, я поднял записку, где значились слова, вставшие ровными рядами, будто ликерные конфеты в коробке: "Если хочешь жить не суйся в Красный Луч!" Отпечатано на печатной машинке, лента изношена, буква "й" западает. Лет пять не видел текста, отбитого на машинке с тех пор, как во всех конторах этот анахронизм не заменили на гордость и символ процветания советской науки и техники ЭВМ.
Котов, мне это совсем не нравится, заявила Казакова. Ты обязан что-то с этим сделать!
По крайней мере ты можешь быть уверена, что тебе угрожают не призраки, зевнул я.
А?
Ну, были б призраки они б писали кровью, я не печатали на машинке, пояснил я.
Вот вам, милейший, шуточки шутить, пробубнил Комаров. А мне кажется, что за нами следят!
Да! подтвердила одноклассница. За нами с утра следует такси салатового цвета, номер ЛЯ, девятнадцать-пятьдесят четыре!
Салатового, говоришь? протянул я. А цвета какого салата оно было? Оливье? Винегрет? А, может быть, селедка под шубой?
Вот вам, милейший, только бы шуточки шутить возмутился агроном.
Котов, салатовый это светло-зеленый, шепотом подсказала Даша.
Благодарю, куколка, кивнул я. Но, если салатовый и светло-зеленый одно и тоже, то мне кажется, что вам не кажется. Ладно, с этим я разберусь.
Засунув за пояс Вальтер, я снял с вешалки пиджак и шляпу. С этим подонком на светло-зеленом такси у меня отдельные счеты! Душу был готов вынуть, да, к сожалению, вряд ли там есть душа! А, если и есть настолько грязная, что после руки отмывать устану. Впрочем, я их никогда особенно и не мыл хватало вытереть о штаны.
А еще мне непонятно, зачем называть светло-зеленое салатовым? Светло-зеленое оно, хоть тресни, останется светло-зеленым. А салатов даже я знал великое множество! Почитывал, порой, меню в "Магнолии", отчего считал себя большим гурманом. Это все равно, что если б я назвал цвет коньячным. Там, в зависимости от выдержки и производителя, столько оттенков пойди, попробуй, разбери.
Нам-то что делать? обеспокоенно спросил хромой.
Раз так боитесь сидите в номере, пожал я плечами. Да, и хочу отметить, что я уже начал отрабатывать свой гонорар!
Отмечу в табеле, прошипел в ответ Виталий Иванович.
А на расходы? потребовал я.
Сколько? буркнул Комаров.
Полтинник? выпалил я, чтобы проверить свою удачу.
Побойтесь Бога, милейший! возмутился колхозник. У меня всего трешка осталась!
Черт с тобой, сжалился я. Давай трешку.
Безусловно, быстрее всего добраться до таксопарка было бы на такси. Предполагается, что любое такси, покинувшее таксопарк, рано или поздно туда вернется, как пчела в улей. Но меня душила жаба отдать за поездку последнюю трешку, тем более в тот редкий момент жизни, когда эта трешка была! Так что я выбрал трамвай, пустой в разгар рабочего дня, как и мой счет в Сберкассе.
От угрюмого серого здания с пыльными окнами под парапетом, отражающему своей унылостью все типовую застройку, издали несло самыми пролетарскими ароматами металлом, бензином и машинным маслом. Лавируя между обглоданных ржавчиной стальных скелетов отслуживших свое таксомоторов, переступая через едкие черные лужи, словно автомобили, подобно всему живому, еще и успевали гадить в перерывах между поездками, я зашел в каморку диспетчерской.
Здесь за столом, заваленном бумагами, сидела женщина объемных габаритов, как если б инженер попытался нарисовать человека одним циркулем, позабыв линейку. Дамочка в голубом платье с рюшечками, украшенном незабудками, обмахивалась папкой, спасаясь от всепроникающего пекла.
Женщина это хорошо. С женщинами я обращаться умею.
Привет, красавица, подмигнул я.
Почему посторонние в диспетчерской? зычно гаркнула она, приподнявшись на стуле.
Тихо, красавица, тихо, примирительно произнес я, доставая удостоверение. Частный детектив Котов.
Точно? недоверчиво прищурилась дама. А то пахнет, как от алкаша!
Спасибо, я старался, скромно улыбнулся я.
А! щелкнула пальцами диспетчер. Я поняла! Это такая маскировка, как в кино! Убедительно получилось! Увидела б на улице подумала б, что какая-то синь подзаборная, ни за что детектива не заподозрила б! Очень натурально!
Еще раз спасибо, скрипнул я зубами. Красавица, подскажи, кто ездит на машине ЛЯ, девятнадцать-пятьдесят четыре?
Так это я тебе мигом! Новенький это Борька!
Борька а дальше?
Тетка на секунду задумалась, затем откопала из Эвереста бумаг гроссбух такой толщины, словно кто-то старался задокументировать каждое разочарование в моей жизни, и зашелестела страницами.
Вот! Калугин Борис Фомич. Работает у нас без году неделя. А что, натворил чего?
Я нервно дернулся, намереваясь высказать все то, что думаю об этом Калугине, этом низменном, поганом человечишке и никудышном водителе, но счел недостойным переваливать весь груз обид на хрупкие женские плечи.
Как знать многозначительно протянул я. Как знать адрес его есть? И фотокарточка, желательно?
Карточки нету, вздохнула диспетчер. Говорю ж работает у нас без году неделя, не успел еще принести. Мужик, как мужик. Морда круглая, нос картошкой. Усики у него такие реденькие, мерзенькие. А так нормальный мужик, не запойный. Две декады у нас работает, ни разу в загул не уходил. Побольше б таких мужиков! Только вот усики у него мерзенькие.
Про усики понял не дурак. Дурак бы не понял. А адрес, красавица? Адрес у него какой?
Морская семнадцать, квартира пять, ответила дама, проведя пальцем по строчке гроссбуха.
Благодарю покорно, коротко кивнул я.
Кстати, моя смена заканчивается в четыре кокетливо произнесла диспетчер.
Сожалею, красотка, разочаровал я ее, показав обручальное кольцо. Впрочем, когда разведусь то, первым делом, пулей к вам!