К сожалению, психология никогда не касалась ангелологии. Даже Карл Густав Юнг не обратил на нее внимания, хотя он охотно исследовал алхимию и разные пророческие техники. Возможно, швейцарский психиатр предпочел не вдаваться в такую «еврейскую» тему. Или просто его отталкивало принципиальное расхождение между образом мышления современных европейцев и той древней концепцией Вселенной, на которой основана ангелология. Намного больше, чем удивительный «священный» алфавит, куда больше, чем интерпретация Ангелов как энергий, столь отличная от христианства, даже больше, чем опрос о многомерности измерений, западную рациональность шокирует идея, что дата рождения может с такой точностью определять направление, а лучше сказать, цели, которые человек должен осуществить в течение своей жизни.
Ангелология и астрология
С этой точки зрения астрология менее проблематична: по крайней мере, многие астрологи ищут научное обоснование своих методов. Например, поддерживают теорию, что если Луна оказывает влияние на морские приливы и биологические ритмы, нет оснований исключать, что и другие планеты Солнечной системы, а также определенные созвездия в какой-то степени влияют на настроение и, следовательно, на характер, на возможности, которые мы постепенно можем находить и использовать на нашем пути. Более того, астрология ограничивается рассмотрением этих возможностей, то есть более или менее благоприятными моментами, рассуждая с точки зрения вероятности, но если только астролог не начинает чувствовать себя провидцем оставляет каждому свободу выбирать цель своей жизни.
Ангелология, со своей стороны, не только не говорит о звездах, но (что именно и вызывает возмущение) хочет указать человеку, какие задачи он должен выполнять в мире на благо его самого и всех остальных, и для этого основывается на определенном энергетическом потоке, который был и останется одинаковым на всей Земле на протяжении всех тысячелетий.
Но объяснить эту, казалось бы, чрезмерную претензию достаточно просто: есть много эффективных типологий, в основе которых лежит если и не претензия на постоянство (как в нашей ангелологии), то по крайней мере гипотеза длительной продолжительности тех характерных особенностей, которые они принимают во внимание, например, типология по группам крови или типология Юнга, которая подразделяет человечество на различные психологические категории в зависимости от той или иной «функции Эго». Но современный западный человек может возразить, что ангелологическая типология представляет собой ограничение личной свободы на основании неоправданного применения принципа причины и следствия, где только одна причина, то есть дата рождения, считается решающей для непропорционально большого количества эффектов, то есть для тысяч выборов, которые человек может осуществить в течение своего существования. Под тяжестью этого возражения ангелология не может не потерпеть крах теоретической достоверности в глазах современного западного человека.
Причинность
По правде говоря, то, что критерии нашей рациональности несовместимы с ангелологией, не зависит от недостатков последней.
Дело в том, что уже пару веков любой вопрос о причинах заставляет нас нервничать. Дело в том, что с XVIII века наука не осознает, насколько преувеличена та независимость от религии, которой она хвастается. Очевидно, религиозный образ мышления проделал в умах более глубокие борозды, чем можно было предположить, и ученые, двигаясь в сторону прогресса, не заметили, что они всегда следовали какой-то линии богословских идей позднего Средневековья: прежде всего, убежденности, что во Вселенной всегда существовала первопричина, от которой рождаются другие причины, каждая из которых, в свою очередь, производит свой эффект.
Для религиозных людей этой первопричиной, конечно же, был Бог. Желая найти одну или несколько нетеологических причин, ученые XIX века попали в ловушку. Нет ничего более невыгодного для ученых, чем ставить перед собой цель с приставкой «не»: то, что это «не» должно отрицать, неизбежно станет ограничивать их кругозор. Таким образом, именно в те годы, когда прямое влияние религии на культуру Запада все больше уменьшалось, религиозное представление о причинности как единственном объяснении всех явлений возродилось как главный принцип современной науки. Как раз в начале XIX века мы находим утверждения, подобные сделанному астрономом де Лапласом:
Мы должны учитывать нынешнее состояние Вселенной как следствие своего предыдущего состояния и как причину того, которое последует за ним.
«Аналитическая теория вероятностей», 1812Обратите особое внимание на слова «Мы должны». И пятьдесят лет спустя вот другое высказывание Клода Бернара, одного из ведущих ученых того времени:
Неизменный принцип экспериментальных наук необходимость детерминизма. Опыт показывает нам только форму явлений; но отношение следствия к определенной причине является необходимостью и не зависит от опыта: оно математическое и абсолютное.
«Введение в изучение экспериментальной медицины», 1865Тем временем Дарвин полностью посвятил себя изучению происхождения, что и стало торжеством причинности и привело к большим последствиям. Затем у Фрейда:
Мы опираемся на предпосылки, что существует массовая психика, в которой психические процессы развиваются так же, как и в психике одного человека. Особенно мы верим, что тысячелетиями существовало чувство вины, передаваемое из поколения в поколение, которое берет свое начало в преступлении настолько древнем, что люди более поздних поколений не могут ничего об этом знать.
«Тотем и табу», 1913Никто и не заметил, что с этим господством причинности в современную эпоху просачивалось главное намерение богословов, из-за которого они и посвятили себя культу первопричины, то есть потребность убедиться и продемонстрировать, что прошлое сильнее настоящего и абсолютно его определяет. В религиях это вполне понятно и функционально: они действительно должны опираться на традиции, чтобы выжить. Чтобы лучше воздействовать на верующих, они должны уговорить их, что в жизни прошлое (а не будущее) имеет решающее значение: из-за первородного греха Адама человек не может своими же силами спасти самого себя.
Таким образом, на Западе мы имеем науку, которая полусознательно ограничивает свой кругозор и в которой причинность является не столько нормативным принципом, сколько фиксацией, патологией сознания, которая не может не вызывать нервозность у тех, кто на ней настаивает, и которая мешает им видеть другие перспективы мышления.
Синхронность
Для древних принцип причины и следствия не имел такого большого значения.
Например, по мнению некоторых греческих философов, причина и следствие имеют одинаковую важность. «Истинная причина всего кроется в его цели», пишет Анаксагор в V веке до нашей эры (говорят, что и Анаксагор учился в Египте). То есть древние могли думать (в отличие от наших ученых), что цель любого действия выбирает причины, которые будут на него влиять. И эту идею легко проверить, если просто попытаться рассуждать следующим образом: обстоятельств, которые могут стать причинами чего-либо, всегда очень много; но из этого большого числа потенциальных причин только некоторые причины (и всегда больше одной) станут эффективными в определенный момент жизни человека. И какие будут эти причины, будет зависеть исключительно от направления, от цели, которую этот человек запечатлел в своих намерениях.