Опять-таки, представишься офицером, и, даже если у тебя документы в порядке, начнётся бесконечное, занудное нервомотание так сказать, неявная проверка, на чисто бытовом уровне. И сразу пойдут разговоры (пусть даже ненавязчиво так, за обедом или ужином, под рюмку анисовой или что они тут пьют?) о всяких там паскудных мелочах и деталях, и во время этих разговоров могут неожиданно обнаружиться какие-то общие знакомые люди, которые вместе с тобой учились (а военно-учебных заведений тогда было не так чтобы сильно много) или «в одном полку служили». Кстати, на флоте тогда было ещё хуже: кораблей не так уж много, офицеры, от безусого мичмана включительно, все переписаны и наперечёт, так что кто-то неизвестный в эту «тёплую компанию» затесаться вряд ли мог. И вот тут начнётся самое интересное: не сможешь ты вспомнить, усы или бороду носил какой-нибудь условный «генерал от гидрографии» (ну или адмирал от инфантерии) Бздоимский, которого по здешним понятиям просто стыдно не знать, и сгоришь на ерунде, похлеще какого-нибудь педрильного полковника Редля с его перочинным ножиком. Тем более что неизвестно, сколько мне придётся тут торчать
Ну а поскольку появление иностранца европейской наружности в штатском сразу же вызовет не меньшие подозрения, я выбрал некий компромиссный вариант. И в соответствии с текущей легендой, был экипирован в стиле этакого «мужественного путешественника» из здешних дешёвых романов «охотника на львов в восточных колониях».
Только не подумайте, что я припёрся в осаждённую врагом крепость под видом рассеянного кабинетного учёного-аутиста вроде жюль-верновского очкарика Паганеля, костюмчик у меня был вполне себе военно-полевой, разных оттенков новомодного хаки.
Одет я был в добротный однобортный китель британского образца с характерным воротникомстойкой, медными пуговицами и четырьмя прорезными карманами, бриджи и высокие кожаные коричневые ботинки со шнуровкой чуть ли не до колен.
Широкополая шляпа с причудливо загнутым вертикально вверх правым бортом однозначно намекала (собственно, так и было задумано) на моё не особо давнее пребывание в Африке, а если точнее на Англо-бурской войне. Для совсем уж тупых и непонятливых на вертикальном борту шляпы имелась ещё и маленькая латунноэмалевая эмблемка сине-бело-красный щиток с золотистым орлом, розеткой из зелёно-сине-бело-красного флага и красно-сине-зелёного герба. Вроде бы похожие эмблемы (а её для меня воспроизвели по картинкам из справочников по обмундированию соответствующего периода) были у буров, сражавшихся конкретно за ту самую, воспетую в те годы в популярных на Руси романтично-безграмотных песнях, Республику Трансвааль. Конечно, буры здесь своё уже отвоевали и вряд ли разгуливали так, как я, светя своими былыми регалиями направо и налево, но сама принадлежность к ним должна была работать в мою пользу, на что я очень рассчитывал.
За спиной у меня был обширный дорожный брезентово-кожаный ранец, содержавший ряд «ништяков», способных облегчить мне «процесс проникновения и врастания» (включая несколько бутылок разнообразного алкоголя) и придававший мне некоторое сходство с придурочным, контуженным на всю голову Пантелеймоном Суматохиным из фильма «Китайский сервизъ». А поскольку этого персонажа по ходу пьесы всё время спускали с лестницы или били по мордам (почему-то решительно никаких иных желаний он у любого встречного категорически не вызывал), оставалась одна радость осознание того факта, что здесь этой комедии (вполне достойной, кстати говоря) никто отродясь не смотрел. Собственно, здесь вообще никаких фильмов пока что не видели, разумеется, кроме чёрно-белых и немых под дребезжащий фортепьянный аккомпанемент разные там «Женщина-вампир», «Сказки любви роковой», «Приезд Пуанкаре в Алжирию» или «Коронация короля Георга».
Моё правое плечо оттягивал ремень упакованной в кожаный чехол (с кармашками для чистящих принадлежностей и прочей приблуды не хухры-мухры) деревянно-дорогой (как бы не из красного дерева или натурального баобаба) кобуры со здоровенным «Маузером» модели К-96 калибра 7,63 мм с массивным магазином на 20 патронов (к этому пистолету у меня была запасная снаряжённая обойма и ещё сотня патронов в красивеньких картонных коробочках с фирменными клеймами, в ранце). В принципе, как я уже неоднократно убеждался, эти никогда и нигде официально не состоявшие на вооружении длинноствольные пистолеты были тогда в основном уделом пижонов вроде молодого сэра Уинстона Черчилля.
Но по представлениям тех давних лет (притом что с «Пятым элементом», где некий нервный юноша пытался палить из очень похожей дуры по пришельцам из космоса, здесь тоже не ознакомились), любой уважающий себя солидный «путешественник по дикими местам» начала 1900-х годов был просто обязан иметь при себе какую-нибудь весомую и дорогущую волыну. В представлении американцев это скорее какой-нибудь револьвер системы Кольта, а вот для европейцев безусловно, «Маузер», ну или, чуть позднее, «Люгер». Правда, удалось ли хоть кому-то реально отбиться в одиночку с помощью такого «Маузера» от банды диких разбойников, история умалчивает.
Для меня же подобный пистолет был, по крайней мере, чем-то родным и знакомым в довольно дурацком мире, где автоматическое оружие пребывает в архизачаточном состоянии, пулемёты, которые здесь пока считают «негуманным оружием массового уничтожения», здоровы и тяжелы настолько, что их с трудом таскает расчёт из нескольких человек, а в ходу не только магазинные, но и однозарядные винтовки вроде пресловутой «берданки». Расстреляешь в белый свет, как в копейку, барабан револьвера и ку-ку. А тут хоть два десятка раз можно выстрелить, не отвлекаясь на перезаряжание, просто праздник какой-то
С левой стороны у меня на боку висела пижонского вида кожаная сумка вроде полевой, набитая карандашами, блокнотами и прочими разного рода письменными принадлежностями, совершенно необходимыми писаке или натуралисту начала прошлого века.
А ещё, кроме всего прочего, в этой самой сумке были мои документы. Если кто не помнит, тогдашние паспорта представляли собой вовсе не «книжечку с обложкой», к которой мы все привыкли, а просто свёрнутый вчетверо лист бумаги.
В моём случае это был заграничный паспорт подданного Французской Республики казённый бланк, отпечатанный хоть и на гербовой, но не слишком-то качественной (зато, видимо, натуральной) бумаге с минимальной защитой от подделки. Сверху бумаженции, как и положено, наличествовала шапка с разными там положенными по законам международного права республиканскими атрибутами вроде девиза «Liberte Egalite Fratarnite», ну а дальше, слева, шли в столбик сделанные от руки чернилами отметки о пересечении паспортоносителем границ.
Записей здесь наличествовало по минимуму, поскольку официально без малого полтора месяца тому назад я якобы отплыл из Марселя, а две недели назад, не пересекая по пути ничьих границ, прибыл (судя по всему, на французском же судне) во Французский Индокитай, о чём свидетельствовала крайняя отметка, сделанная в консульстве Сайгона. Справа шёл основной текст документа, то есть все эти Le Present Passport моё имя, род занятий и прочее. Кстати, там указывалось, что я a le droit de porter les armes, то есть «имею право на ношение оружия».
Ну и в самом низу моё желтоватое фото (да уж постарались, блин, запечатлев меня там в каком-то особенно нелепом сюртуке и галстуке, отчего я выглядел не больно-то и похожим на себя), увенчанное двумя красными печатями с гербами и надписью по кругу: Consual General de Franc. Вроде всё солидно, но, как говорили в одном популярно-детективном сериале конца 1990-х, близко лучше никому не показывай, липа страшная