Саровские торжества стали для каждого из них духовной ступенью к Царствию Божию. Из письма великой княгини к императрице Марии Феодоровне от 27 июля 1903 г.: «Мы все еще как во сне! О, что это было за время! Разнообразные впечатления проникают в душу, такое чувство, что ты все еще там, и хочется вернуться назад. Так трудно вернуться к повседневной жизни, вести обыденные разговоры, когда частица тебя осталась там. В такие минуты душа наполняется особым чувством, что хотя сердце и ум работают в прежнем режиме, но что-то осталось в лучшем мире, ближе к Богу, чем прежде и все эти бедные больные люди не могу забыть их страдальческий взгляд этих глаз; эти молитвы; эта вера, которая заставляет человека чувствовать себя такой малостью». Через несколько дней после окончания торжеств Александра Феодоровна пришлет Сергею Александровичу книгу Е. Поселянина «Подвижники 19 века», и тот приступит к подробному описанию паломничества в Саров.
Заступничество преподобного Серафима за Россию, за «царя, который его прославит», будет для каждого из них столь очевидна, что в дни духовной радости (Кашинские торжества 1909 г.) и личного горя (болезнь цесаревича), во время войн и революции они будут особо молиться Саровскому чудотворцу.
Сергей Александрович сразу же после возвращения из Сарова раздавал образки преподобного Серафима своим офицерам Киевского полка; Елисавета Феодоровна, отправляя санитарный отряд Иверской общины на фронт русско-японской войны, также благословляла каждого его члена образом святого. Она упросила схиигумению Фамарь (Марджанову) передать ее главную святыню чудотворную икону Серафима больному цесаревичу Алексею, этот образ поставили у изголовья постели мальчика. После гибели мужа его святыню мантию преподобного великая княгиня положила рядом с ним, в его храме-усыпальнице, но на дни освящения в Государевом Феодоровском соборе нижнего храма в честь преподобного Серафима привезла ее в Царское Село. Великая княгиня противопоставляла святость Саровского чудотворца духовной природе царского «друга» Григория Распутина: «О, если бы преподобный Серафим мог прийти к тебе и своими святыми словами наставить тебя к благоденствию твоей страны, Церкви и дома и может, сомнение в истинности положения стучится в дверь твоего сознания не захлопывай эту дверь, отвори ее, дорогой, и позволь проникнуть в нее свету Высшей мудрости на благо всех»[43]. Слова из ее последней телеграммы к царю: «Икону святого Серафима возьми, пожалуйста, с собой в Ставку».
Война. Все для фронта Но готова ли была Россия к Русско-японской и Первой мировой войне? Готово ли общество, раздираемое внутренними противоречиями, противостать внешним врагам? «Войны не хотят, цели войны не понимают, одушевления не будет и совсем напрасно мы туда забрались Надо вернуться к нашим делам», это слова Елисаветы Феодоровны, сказанные военному министру А.Н. Куропаткину накануне русско-японской войны в декабре 1903 г.[44]
В первый период этой войны народ поддержал своего царя. В Петербурге, Москве и других городах возникли сами собой давно не виданные уличные патриотические манифестации с пением гимна: «Боже, Царя храни». Из дневника Сергея Александровича от 31 января 1904 г.: «Жена в большом патриотсическом> возбуждении Под вечер снова манифестации с флагами и портретами».
28 января, в день объявления войны в гостях у великокняжеской четы был о. Иоанн Кронштадтский. Из дневника Сергея Александровича за этот день: «Был у нас о. Иоанн отрадно было мне с ним говорить. Масса всяких вопросов и решений Есть слух о сильном поражении япон<ского> флота дай Бог».
В первые же дни войны великая княгиня открыла склад пожертвований в помощь раненым и нуждающимся вследствие войны на Дальнем Востоке, который был размещен вначале в Румянцевском музее, а затем в Кремлевском дворце. Телеграмма великой княгини государю от 3 февраля: «Глубоко тронута твоим добрым предложением, но уже все организовала в Румянцевском музее: у меня великолепные помещения, работа идет очень хорошо. Благослови тебя Бог». Основным направлением работы стало снабжение складов великой княгини в Ляояне, Мукдене, Харбине и складов Красного креста в Никольске и Чите, для дальнейшего распределения на нужды фронта необходимых вещей и медикаментов. На протяжении всего 1904 г. в дневнике у Сергея Александровича повторялась запись: «жена на складе» или «жена все занята складом!!». 2 февраля 1905 г., за два дня до гибели великого князя, они были «на представлении Шаляпина в пользу склада»[45]
Ровно за год до гибели Сергея Александровича, 4 февраля 1904 г. рескриптом императрицы Марии Феодоровны на великую княгиню было «возложено объединение благотворительной деятельности Москвы», она встала «во главе организации по сбору в Москве пожертвований на нужды Красного Креста». Елисавета Феодоровна обратилась с воззванием к жителям Москвы: «Я решила образовать при Мне Особый комитет из лиц по выбору Моему, на каковой и возложить обязанности помочь Мне оказать содействие всем учреждениям и всем добрым людям Москвы в их заботах об облегчении страданий воинов, несущих беззаветно кровь свою на защиту Отечества»[46]. И Москва откликнулась на призыв великой княгини. Ее комитет открыл 807 лазаретов по всей России, была оказана помощь 25 535 нижним чинам и 1350 офицерам. В личной беседе с великой княгиней С.Д. Шереметев «решился сказать, что отовсюду голос один, что имя ее благословляют и в войсках. Она приняла это просто а я был взволнован, сказав, что это сущая «правда»!»[47].
Государь неоднократно выезжал к войскам, отправлявшимся на фронт. За 1904 г. он буквально «исколесил» Россию, считая своим долгом проводить тех, кто шел умирать за родину; великий князь Сергей Александрович объездил свой московский военный округ. 6 мая вместе с государем он произвел смотр 51 драгунского Черниговского полка, шефом которого с 1898 г. была Елисавета Феодоровна.
Из письма великой княгини государю от 5 мая: «Мой милый Ники!.. Я невероятно рада, что ты побываешь в моей церкви, увидишь мой дорогой полк, шефом которого ты, по своей великой милости, назначил меня. Пусть по молитвам <отца> Митрофана этого чистого, святого, простого священника будут даны тебе всевозможные благословения». Здесь великая княгиня пишет об о. Митрофане Сребрянском будущем духовнике ее Марфо-Мариинской обители. Вероятно, ее личная встреча с ним состоялась не позднее мая 1899 г. в г. Орле, когда после парада Черниговского полка она осматривала «свою» строящуюся полковую церковь в честь Покрова Божией Матери. Настоятелем этого храма и был о. Митрофан. Государю он был представлен в 1903 г., в дни Саровских торжеств. Из показаний о. Митрофана, данных ОГПУ в 1931 г.: «Николай II на меня произвел как человек хорошее впечатление, но виделся я с ним в течение нескольких минут в Сарове при открытии мощей Серафима; встреча эта была случайной, и по его просьбе я освятил только иконы; был еще случай в 1904 году, когда Николай II проездом через город Орел был во время службы в церкви, где я служил, но разговора я с ним не вел»[48]. Так государь выполнил просьбу великой княгини помолился на службе о. Митрофана.
Через месяц в Орел приехала и Елисавета Феодоровна, чтобы проводить свой полк на фронт. Из дневника великого князя от 3 июня 1904 г.: «В 9 ч. жена и я произвели смотр Черн<иговского> др<агунского полка> за сим благословение иконой. В полковой церкви молебен Всем офиц<ерам> жена дарила образки». Напутствуя полк в поход, великая княгиня «благословила черниговцев образом Св<ятого> Покрова». В дар полку она преподнесла походные ризы, Евангелие и крест, а также походную полотняную церковь. Полк вернулся с фронта 2 июня 1906 г., а через 4 дня к черниговцам приехала великая княгиня, чтобы «отслужить благодарственный молебен за их благополучное возвращение с войны»[49]. Из ее телеграммы государю от 7 июня 1906 г.: «Слава Богу, все прошло хорошо, полк в блестящем виде. Невероятно счастлива Георгиевским крестам». Наперсным крестом на Георгиевской ленте был награжден и о. Митрофан.