А ты почему здесь? Дарьян отхлебнул от прохладной пенной горы. Елажский княжич в учениках на ратной поляне у ярского? Не поверил бы, если б где такое услышал.
Есений потягивал из кружки, локтями упёрся в стол, взглядом в окно. Жидкая тряпица почти не скрывала улицу, Дарьян и сам пару раз глянул: нет ли кого был уверен, что и княжич не только лишь стихией любуется, но дождь шуршал о пузатые брёвна, стучал о глиняные черепки, рассыпанные у забора, звенел медным тазом, забытым у колодца, и надёжно скрывал разговор елага и плугаря.
Твой отец немощен, слеп, тебя за глаза уж князем величают. Скоро сядешь за стол с Сивояром, большие дела решать будешь. Зачем тебе на ратной поляне лицо под ярские кулаки подставлять?
Княжич заговорил чуть слышно и нехотя.
Это очень удобно брать на обучение наследника. Тем более, если он единственный. Князь-данник становится намного дружелюбней. Ему не лезут в голову мысли заключить тайный союз с врагами, перестать платить дань. Ещё в этом случае гораздо легче получить согласие на присутствие в княжеском городе своей рати и своих людей в Совете. Вашему князю повезло, его наследник слишком стар и толст, чтобы обучаться в ближнем круге Ратмира, ясно, что смеху будет больше, чем пользы.
Ты здесь пленник? не поверил ушам Дарьян.
Почти. Добровольный заложник уже второе лето. Решил любезное приглашение Сивояра принять, знаю, яры умеют быть настойчивыми. И зашептал, едва разлепляя губы: Отца и мать жалко, считают, дома безопаснее.
Боишься? изумился Дарьян, а потом решительно помотал головой: Яры убить не решатся. Не так, не в открытую. Горяне ведь ждут хоть малейшего повода, чтобы оланков к войне склонить, глядят в оба не нагадил ли Сивояров псиволк с чужой стороны границы. У нас шепчутся, оланки почти созрели.
А зачем в открытую? Есений взял бутыль, долил в кружки. Сивояр кровью за мою безопасность поклялся, в открытую клятву крови они не нарушат, но люди-то умирают по разным причинам. Квас шипел и пенился от тоненькой струйки. Несчастья случаются каждый день. Особенно на охоте. Или на ратной поляне.
Ты о брате? Всё-таки думаете яры? осторожный шёпот Дарьяна чуть не утонул в шуме дождя.
Не знаю, вздохнул Есений. От смерти мятежного елажского княжича никто не получил больше, чем они.
Да, не получил, со вздохом согласился Дарьян. Помолчал. Но «мятежный» это сейчас не про тебя. И вообще не про елагов. Яров в Совет и на свою землю пока не пускаете, а во всём остальном послушны. Так чего тебе бояться?
Есений надолго припал к кружке, кадык задёргался от больших звучных глотков.
Хороший квас, утёр губы ладонью, откровенный разговор прервался. Сыграем?
Достал из сумки небольшую доску, расчерченную на тёмные и светлые клетки, следом мешочек с шашками.
Игру начали невнимательно. Есений бодро двигал с клетки на клетку, но опомнился, лишь когда большинство башенок были накрыты тёмными дубовыми шашками Дарьяна, только тогда против воли начал втягиваться в игру, не ожидал, что противник окажется настолько умелым.
Глава 9. Свой в стае
В подклете у Дарьяна елажский княжич стал частым гостем, но опасные темы всегда обходил стороной. Играли в шашки или ходили к реке на уединённый бережок с удобным заходом в воду. Идти было далеко, зато Есений мог побыть без ярского догляда.
Когда оставались вдвоём, туго, до хруста натянутую тетиву внутри него будто снимали с зарубки, плечи расслабленно опускались, во вдумчивом взгляде проступала радость, и тогда на меткую шутку в улыбке светились все зубы, вместо короткого кивка на ратной поляне.
Оба сразу почувствовали между собой внутреннее родство. В ближнем круге ощущали себя в стае приручённых молодых волков, смирных, иногда безудержно озорных, нахальных и бесстрашных. Под уверенной рукой вожака стая становилась послушной. Каждый на ратной поляне чутко ловил настроение княжича, пытался его желание предугадать.
Никто никогда не видел лицо Ратмира перекошенным от гнева, а надрывный крик слышала только мать у колыбели. Всегда сосредоточен, всегда настороже. Никогда не пил и, как показалось Дарьяну, словно нечисть священного железа, боялся вина. Оно притупляло внимание, развязывало язык, на людях выворачивало изнанкой. В этом бдительном спокойствии гнев или милость прочесть было трудно, и от этого во многих ближниках тлела неуверенность, шевелился страх опалы.
Крас единственный, кто мог взбрыкнуть. Скрипя зубами, мирился с необходимостью выражать будущему великому князю покорность, а под ней гордыня рождала внутренний бунт. И всё же Дарьян подметил: как и все, Крас брата опасается, всегда осторожен с ним, будто с невидимым острым лезвием в руках.
Отец Есения сильно занемог, мать в письме просила сына непременно приехать. Тот всё же выждал несколько дней, чтобы жёлтые круги под глазами окончательно исчезли и уехал домой.
Его отсутствие Дарьян ощутил сразу и остро, словно в лесу один остался. Теперь в Яргороде лишь одна родная душа Ивица. Никогда не прогонит, ответит искренне и ласково, улыбнётся. Дарьян каждый день ходил к ней на кухню, если было нужно, помогал дотащить, передвинуть, и от пирогов не отказывался.
На ратной поляне стало тяжело, новые противники не делали скидку на скудный опыт. Заруба теперь подходил чаще. Без обидных ядрёных ругательств и подзатыльников терпеливо бубнил очевидные для всех остальных вещи.
Что значат эти весёлые улыбочки вокруг, Дарьян понял сразу: наставник возится с плугарём будто с криворукой, совершенно безнадёжной бабой, просто ждёт, когда княжичу на это смотреть надоест.
Пустыми, скучными теперь вечерами душу Дарьяну врачевали только слова елага, сказанные им перед отъездом: "Ты не лучше и не хуже каждого из них. Ты с пелёнок учился читать, они биться. Ты просиживал дни над книгами, писал, вычислял, а они в любую погоду были здесь, на ратной поляне. Как ты сейчас, каждый из них сражался в семь лет. Они забыли, что учились долго, забыли сколько получили тычков и оплеух, теперь мнят себя урождёнными великими воями."
И всё же бесконечные поражения были обидны. Особенно от Хоря. Ниже Дарьяна на голову, тощий, но заставлял отступать, пятиться через всю поляну до самого плетня, а то и вовсе выбивал меч и укладывал на лопатки. Два раза чуть не сломал запястье.
Ратмир замечал всё, посоветовал запястье под перчатку обматывать, надевать больше нательной защиты. Сам не раз вставал против Дарьяна.
Внешне был терпелив, словно обитатель Горы Мудрецов, щедро сыпал дельными указаниями, силился научить, однако эти поединки давались труднее всего. С пылким честным старанием Дарьян науку схватывал, усваивать не успевал, вновь и вновь глупо, по-детски ошибался и то злился на себя, то унывал, видел, как тяжело княжичу бороться с накатывающим раздражением.
В разгар такого поединка Ратмир, вспотевший больше от полуденной жары, чем от схватки, вдруг закинул меч на плечо и легко, невнимательно уклонился от рубящего удара взмыленного Дарьяна, не сказав ни слова, пошёл к своей тронной телеге.
Ожидавший натолкнуться на стену умелого сопротивления, Дарьян вложил в удар все силы, почти со свистом рассёк воздух от макушки до земли, и теперь ждал: вот сейчас Вепрь окатит волной тупых издёвок краснощёкий был рядом, сражался с великаном Могутой его слюни, выплюнутые со словами, не долетят, окропят пыль вокруг. Эти издёвки непременно поддержат ухмылками несколько его дружбанов, а сам Дарьян сдержится, не повернётся, чтобы не видеть надменного злого ехидства.
Повернулся потому, что было на удивление тихо. Оба здоровяка и Вепрь, и Могута глупо улыбались, глядели куда-то в сторону от Дарьяна. Оттуда к жеребятнику приближалась стайка дворовых девушек с вёдрами и тяжёлыми корзинами, упёртыми в бока. Сразу приметил Ивицу самая высокая, плавная, как светлая владычица Жива. Узнал ещё нескольких девиц с княжеской кухни.