Алга оказалась большим поселком, возникшим рядом с химическим комбинатом, первенцем химического производства в Казахстане, одним из крупнейших подобных предприятий Химпрома в СССР. Выдавший первую свою продукцию (минеральные удобрения, серную и борную кислоту) за несколько лет до начала Войны, в 1935 году, комбинат был градообразующим предприятием Алги, вся инфраструктура поселка, находилась на его балансе. Даже с учетом того, что такое производство, всегда несет определенные проблемы с состоянием окружающей среды, жители поселка были довольны свои положением, в том числе заработной платой и приличным продовольственным обеспечением, что в какой-то мере, компенсировало проблемы вредности самого производства.
Для Нади и её коллег по госпиталю, такое положение тоже было немаловажным. Там где люди живут неплохо, там и приезжим живется чуть-чуть полегче. Хоть и обеспечивал госпиталь свой персонал элементарно необходимым, по скромному минимуму, но, когда есть возможность что-то прикупить в магазине это уже неплохо.
За время работы в Кинельском госпитале, Надя прошла ускоренные курсы хирургических медсестер, и, прибыв в Алгу, по рекомендации своего бывшего главврача, была определена медсестрой хирургического отделения, которое возглавлял здешний главврач, тоже хирург.
Несколько дней она ночевала в госпитале, а потом ей нашли квартиру в поселке. Во время войны это практиковалось часто, в «добровольно принудительном» порядке приезжих подселяли в частные дома, особенно, если те дома или квартиры, были государственными. А в Алге тогда основная масса жилья была при государственном Химкомбинате. Хозяйка квартиры работала на комбинате технологом, по возрасту была всего лет на пять старше Нади, так что они быстро и по-доброму подружились.
Надя, по правде говоря, не так часто бывала на квартире, по той причине, что количество раненых в госпитале выросло за 400 человек, основная масса прибывала из под Сталинграда, где жернова военной машины перемалывали людей сотнями и тысячами. Операции шли ежедневно и круглосуточно, врачам и сестрам удавалось отдыхать по 23 часа в сутки, на месте, в дежурных комнатах. Их даже заставляли отдыхать в приказном порядке, чтобы не падали во время операций.
В конце осени началось решающее контрнаступление советских войск в районе Сталинграда, поток раненых резко возрос, но потом, постепенно начал спадать, по мере удаления фронта на Запад. Выздоравливающие раненные бойцы и командиры, уже «догоняли» свои части и фронт в целом, где-то в Ростове-наДону и дальше.
В это время произошли перемены и в жизни Нади. Она, за все эти полтора года, не имела никаких контактов с представителями мужского пола. Никаких вообще. И дело было даже не в том, что ей (по документам), только в конце лета сорок третьего года, должно было исполниться восемнадцать лет, а, в первую очередь, потому, что она всегда помнила, в каком положении находится, что живет по чужим документам, ну, а во вторую очередь, она, как было уже сказано, ненавидела чужой ей народ и вовсе не собиралась, по всем этим вместе взятым причинам, заводить с кем-то из местных мужчин знакомства, любые.
Привыкнув к такому своему особому положению, даже поменяв свое отношение к окружающим людям, она по инерции, продолжала вести себя так и дальше. Но, вышло по-другому. Молодой старший лейтенант, летчик, почти полгода пролежавший в госпитале, по причине того, что у него после операции, неправильно срослась левая нога, её пришлось снова ломать и приводить в порядок, поэтому и растянулся срок его лечения. Месяца полтора, он проходил реабилитацию, разрабатывал ногу, учился твердо стоять, правильно двигаться, с тем, чтобы снова взяться за штурвал самолета. После всех операций, когда он начал потихоньку вставать на ноги, за ним закрепили «поводыря» Надю. Главврач так и сказал при всех -: «Надежда, мы его подняли с койки, теперь вам официально поручается поставить его на ноги. Будете по несколько часов заниматься с ним различными упражнениями, до тех пор, пока он не станцует перед нами, сам или с вами на пару. Это приказ!».
Приказ Надя выполнила, но перед выпиской из госпиталя, летчик, без всяких предисловий, когда они прогуливались по территории, остановился, мягко повернул к себе Надю и сказал: « Я скоро уеду, дней через десять; врачебная комиссия разрешила мне летать. Не знаю, когда эта проклятая война закончится, но я твердо решил бросить жизненный якорь в надежном месте. Ты, Надюша, мне давно нравишься, с тех пор, как я тебя в первый раз увидел перед операцией. Все это время, я наблюдал за тобой, но так и не осмелился ничего тебе сказать. Если бы не уезжал, наверное, и сегодня промолчал. Выходи за меня замуж. У меня вообще никого нет, родители погибли еще в начале войны, а так ты будешь меня ждать, и мне легче воевать будет!» выдохнул Антон (так звали летчика). Он с надеждой и опаской посмотрел ей в глаза, боясь, что она неправильно поймет и обидится его предложению, как неуместной шутке.
Надя несколько секунд молчала, а потом, тоже посмотрела в его глаза и ответила: «А знаешь, Антон, я согласна!. Ты мне тоже нравишься, и тоже с того момента, как я тебя первый раз увидела. И у меня тоже никого нет». Они обнялись и сошлись в долгом поцелуе.
Они написали рапорта на имя их общего начальника, главврача госпиталя, с просьбой разрешить им стать официально мужем и женой. Получив прошения, начальник пригласил их обоих, попросил объяснить, насколько серьезны их намерения и, дают ли они себе отчет о том, какое сегодня время, что они оба солдаты, а кругом -Война, и никто не знает, что будет с ними, через месяц, да даже, через пару недель. «Жених и невеста» ответили, не задумываясь, и, одновременно: « Товарищ майор, мы потому и просим вашего разрешения, что не знаем, что будет с нами завтра. А мы сегодня хотим быть вместе и навсегда! Чтобы с нами не случилось!».
Посмотрел главврач на них, один летчик тяжелого бомбардировщика, она его боевой помощник по хирургическому отделению, медсестра. Ему- 20 лет, ей- 18. И что здесь скажешь!?. Он позвонил в поселковый совет, попросил зарегистрировать их брак без очереди. « Да какая там очередь серьезно ответил ему председатель поссовета, за последний квартал ни одной официальной регистрации брака. Время такое!».
Их семью зарегистрировали в течение получаса. Все было, как надо. Антон, через соседку Нади по квартире, нашел и настоящее белое платье и белые туфли, и фату, ну, в общем, все, как надо. Регистрировались при свидетелях. Со стороны невесты коллега- медсестра, со стороны жениха коллега Антона по палате, капитан- танкист, из группы выздоравливающих.
Вышла Надя из поссовета, уже под другой фамилией Брусникина. Ей потом и паспорт сделали на имя Брусникиной Надежды Михайловны. Так как поселковая столовая была постоянно занята, то свадьбу сыграли в фойе клуба химкомбината. Были приглашены в качестве гостей все врачи и весь медперсонал хирургического отделения, во главе с его заведующим (главным врачом госпиталя), представители разных служб госпиталя и знакомые Антона из числа выздоравливающих раненных офицеров.
Свадьба удалась на славу, а так как она была единственным мероприятием такого рода, со дня образования госпиталя в Алге, то запомнилась многим людям. Счастливее всех счастливых, были, естественно. молодожены. Молодые, красивые, радостные, они воодушевляли всех гостей своей радостью, и никто в тот день не думал о войне, о прибывающих постоянно раненых и покалеченных и о том, что ждет впереди каждого из присутствующих, в том числе и молодоженов. Были сделаны добротные фотографии, Антон и Надя вдвоем, групповые снимки и снимки молодых с отдельными, наиболее близкими из гостей. Молодых даже покатали на украшенных цветами верблюдах. Потом были танцы, танцы и тосты. Незаметно менялся состав гостей, одни уходили на дежурства, другие заменяли их за столом и на танцплощадке. Первую брачную ночь молодые провели в гостинице комбината. По неофициальному приказу начальника госпиталя, их сутки никто не тревожил. Потом была целая неделя Счастья!. Надя по двенадцать часов дежурила, а вторые двенадцать часов была все время с Антоном. Как позже она вспоминала: «На третий день нашей супружеской жизни, я влюбилась в Антона окончательно!. Ведь до свадьбы, я его практически знала только, как раненого, которого обязана была вернуть в авиацию. А получилось так, что я его ввела в строй, вначале для себя, а потом уже для фронта!. Значит так было надо, для нас обоих! И так было лучше! Иначе мы бы никогда и не встретились, и не почувствовали бы то, что мы созданы были друг для друга. Какое все-таки есть то человеческое счастье! И как мало для этого надо!».