Сергей Алдонин
Путь к истории
Михаил Николаевич! В последние годы вы всё чаще выступаете в роли историка
Историка-любителя среди профессионалов.
Вот именно. Но вам многое удалось всколыхнуть. А с чего начался ваш интерес к прошлому, к исторической науке?
В какой-то момент я понял, что контроль над прошлым дает власть над умами. И мы люди, которые собираются жить в России и любят свою Родину ее напрочь потеряли. Причем, давным-давно. Каждый не любит, когда его обманывают. Когда обманывают целый народ это совсем неприятно. Но дело даже не в правдолюбии. Я считаю, что мы не можем нормально развиваться, пока не разберемся в прошлом. Давайте вспомним горбачевскую перестройку. Я ведь, к сожалению, принял в ней посильное участие. О чем тогда писали больше всего особенно на первых порах?
Михаил Задорнов
Об истории, о прошлом, о сталинских временах.
Именно! Идеологи, перед которыми стояла задача уничтожения страны, не были дурачками и прекрасно понимали, с чего нужно начинать. До Перестройки почти весь советский народ считал революцию великим мировым свершением, Ленина героическим вождем, а нашу страну самой справедливой в мире. Конечно, были диссиденты и вольнодумцы, как везде и всегда. Но их у нас было меньше, чем, например, в Америке. А где-нибудь в Хабаровске за антисоветские речи могли и по шее дать. И не по разнарядке, не по комсомольскому приказу, а просто от души. Это я не фантазирую, а просто вспоминаю те времена и города, в которых мне довелось побывать. Круг недовольных и не веривших в советскую версию истории ХХ века был таким узким, что его и в бинокль трудно было разглядеть. Диссиденты не смогли даже легонько поколебать советскую систему. Всё сделали мы сами, по глупости и по отмашке ЦК КПСС и ее вождя Михаила Горбачева, который, на мой взгляд, сам не понимал, что делает.
Вы не верите, что он был шпионом или заговорщиком?
Не просто не верю, а уверен, что в жизни всё и проще, и сложнее. Особенно в современной политике. Его поймали на удочку всемирной любви. А стратегии развития страны у него не было. Зато он дал отмашку, что не только можно, но и нужно очернять нашу историю, вплоть до героических страниц Великой Отечественной войны. И началось. Летал ли Гагарин? Совершила ли подвиг Зоя Космодемьянская? Так ли умен был Ленин? Во всем стали сомневаться и писать на эти тему статьи. Их охотно публиковали, а люди читали и удивлялись. Ведь раньше такой войны против святынь и представить было нельзя. Поэтому эта волна быстро (хотя и ненадолго) стала чертовски популярной. Я тоже этим пользовался правда, редко писал тогда об истории. Но на темы, которые прежде считались запретными, конечно, писал. И по реакции публики чувствовал, что попадал в нерв. Но так можно расшатать любую систему, начиная с американской. Везде есть свои табу и свои святыни. И, когда начинаешь их оплевывать и это разрешают сверху народ какое-то время проявляет к этому восторженный интерес. Потом, между прочим, интерес сменился презрением.
Так было на вашей памяти?
Конечно. Можно вспоминать буквально по годам. 1988 год в ходу злые шутки о дефиците, о сталинской системе, о Брежневе. Все это пользуется сенсационным успехом. Уж поверьте. О Горбачеве если и шутят, то с уважением, по-доброму. 1989 год шутки становятся еще свободнее. Уже возможны издевательства над почти любыми советскими святынями. Возможна стала и едкая ирония по адресу самого главного перестройщика Горбачева. Начались пародии на него. Я тоже принял в этом участие. Все это усугубилось в 1990 году. И добавился фактор, если выражаться научно, антиленинизма. А точнее высмеивание Ленина и революции. Тут уж нужно было втолковать аудитории, что всё было зря, все 70 лет советской власти. Это в то время вызывало самую мощную реакцию: восторг пополам со страхом. Мол, вот мы смелые какие, сатирики. А в 1991 очень многое изменилось. Да, сатира оставалась популярной, мы набрали широкую известность, нас ждали. Но уже не считали за «властителей дум». И критика советской системы уже проходила не так ярко. А в 1992 году рассказывать о советских «ужасах» так, как мы это делали в 1990‐м, было уже просто самоубийством. В народе уже произошел раскол на «своих» и «чужих». Чужими считали богатое ворье, новых русских. К ним примыкали, в воображении нашей аудитории, многие артисты и писатели.
Это было справедливо?
Известным людям было чуточку легче адаптироваться к развалу 199192 годов. По крайней мере, мы не голодали. Хотя деньги, заработанные в предыдущие годы, у многих пропали. Впрочем, это не главное. Но я сразу почувствовал, что старые темы не срабатывают, они вызывают отторжение даже, если публика пришла на тебя, если она изначально по-доброму к тебе настроена. Вы знаете, что из-за этого Геннадий Хазанов популярный, уважаемый артист ушел с эстрады?
Расскажите.
Он по-прежнему толкал свои «антисоветские» монологи, которые писали для него Аркадий Хайт, Лион Измайлов, Виктор Шендерович, другие авторы. Кстати, я для него никогда не писал, но речь не об этом. А тут еще и пару раз Хазанов появился рядом с Ельциным, в его компании. И, если я не ошибаюсь, рядом с Гайдаром. И дал понять, что он именно по ту сторону баррикад. Не знаю, прав ли он был по-человечески, не мне судить. Но как актер эстрады, он сильно прогадал. Публика его просто перестала воспринимать. Он выходил а его освистывали. В каких-то городах буквально выгоняли со сцены. Срывали на нем гражданский гнев. Хотелось выгнать Ельцина или Гайдара а попадался Хазанов. Ведь до этого он был фантастически популярен. Почти на уровне Райкина, Магомаева, Пугачевой. Его любили, ждали, он всегда выступал в переполненных залах, его на руках носили. Вполне заслуженная слава. И все изменилось в один миг. В один год. Вместе с шоковой терапией. Кстати, с тех пор Хазанов совсем не выступает на эстраде. Только на юбилеях выступает, а с эстрадой завязал. Даже, возглавив театр Эстрады, он дает там драматические спектакли, не эстрадные. Вот так артист обиделся на жанр, обиделся на эстрадную публику. А нужен был величайший такт, чтобы понять, что людям тяжело, что они ждут от сатиры не сервильности. Что новая власть для них уже враг. Я тоже это прочувствовал, но не обиделся на публику, а перестроил свой репертуар и даже стиль. Я стал касаться тех тем, которые волновали людей в 1992‐м, в 1993‐м. И они, я надеюсь, не считали меня каким-то эмиссаром власти. Тем более, что я был искренен. Какое-то время в 1991 году я считал Ельцина оптимальным для России политиком на тот момент. Хотя горячим его поклонником не был никогда, видел какие-то недостатки. А гайдаровские реформы не принимал никогда. Сначала отнесся к ним с опаской, потом понял, что это просто уничтожение всего лучшего, что было в стране. И разочаровался в новой власти всерьез уже в середине 1992 года. Это хорошо легло на настроения публики и позволило мне остаться на сцене. А иначе бы народ меня просто выгнал с эстрады. Вот так все изменилось за несколько лет. Сейчас тоже нужен другой юмор, чем и в 1989, и в 1992 году. Другой! В том числе нужна политическая сатира и, возможно, скоро начнется ее время, ее новый виток развития.
Попомню ваши слова через несколько лет.
Замётано. Страна несколько устала от идиллии. А через несколько лет это усугубится. Поверьте, снова будут ждать суровой критики. Важно только не трогать историю, народ и его святыни. Этого делать нельзя. Сатира не должна быть разрушительной, хотя ломать, конечно, легче, чем строить. Этому нас в школе учили. В нынешних соросовских школах, наверное, учат другому. Каким-нибудь американским премудростям. И это, надо сказать, отвратительно. Наша система образования была уж точно одной из лучших в мире.