Валера Дрифтвуд
Осьмушка
© Валера Дрифтвуд, 2022
© Оформление. ООО «Издательско-Торговый Дом Скифия», 2022
В оформлении книги использованы рисунки автора.
Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.
Шакалёнок
* * *
* * *
Осьмушка
Пенни? Пенелопа Уортон? Не бойся. Можешь не прятаться. Меня зовут Виктор Дрейк, я из управле
Костлявый лютый зверь бросается на Дрейка из тёмного простенка, бьёт бестолково, но сильно и с отменной яростью. Дрейк с маху прикладывает зверя об стенку, ловит за худую пясть.
Пенни!
Спутанные неопрятные волосы, тусклые, в рыжину. Прыщавое юное лицо черты вполне человеческие, и всё же с некой раздражающей неправильностью. Бледные брови выламывает «домиком», губы жалко трясутся, и Пенни принимается скулить:
Ы-ы-ы-ы-в-в-в-в-в-в
С кем другим бы сработало. Дрейк видит и чует больше и успешно уворачивается от быстрого пинка в колено. Ну что же, не хочешь по-хорошему
Дом давно заброшенная развалина того и гляди обрадует проломом в гнилом полу или куском старой штукатурки с потолка, драться несподручно. Да только вот беда: пара лещей и встрясок отнюдь не могут образумить пойманное чудище, а только подзадоривают его злость. По сравнению с крупным и хорошо обученным всякому бою Дрейком Пенелопа Уортон мелюзга. Но уж и лютости ей не занимать.
Виктор Дрейк не в восторге от того, что приходится причинять боль, но заломленное запястье наконец-то заставляет Пенни перестать.
Да не враг я тебе, слышишь! Дрейк проглатывает слово «тупица». Вот!! Читай!
Неловко левой рукой доставать ксиву из правого кармана, а что поделаешь. Держит удостоверение перед лицемордочкой Пенни.
Отдел нечеловеческих рас. произносит она медленно, ломким подлеточьим голосом. И при чём тут я.
Сейчас я тебя выпущу, говорит Дрейк. Можешь уйти, гоняться не буду. Но можешь и послушать, что я скажу. Дело твоё. Ввернёшься полицейским церемониться не будут.
Ладно, шмыгает носом Пенелопа Уортон. Послушаю. Пусти.
* * *
Сидят на полу друг напротив друга Дрейк устраивается поудобнее, расстёгивает куртку больше не для себя старается, а чтобы вроде как внятнее показать свои мирные намерения. Пенни сидит, подобравшись чтобы в любой момент вскочить.
Давай так. Я начну рассказывать о тебе, а ты поправь, если ошибусь где-то. Или дополни, если сочтёшь нужным.
Пенелопа кивает, откидывает свесившиеся на глаза патлы.
Родилась ты шестнадцать лет назад и сразу попала в переплёт, так.
Синдром грёбаного Шмида, хмыкает она. Отклонения. Да вы сами видите. Неудивительно, что от меня сразу отказались.
Кошкин глаз и прочее, кивает Дрейк. Однако ошибусь ли я, если скажу при этом ты почти никогда всерьёз не болела?
Ну не чем все, отвечает Пенни. Даже когда ветрянка ходила, а мне хоть бы хны. Или кишечная зараза тоже. Кашлять я притворялась пару раз, правда. Вши вот бывали. И какая-то хрень кожная.
Ты четыре приёмные семьи сменила.
Со мной трудно, блин.
* * *
«И диагнозы у тебя как грибы плодились, что ни год, думает Дрейк. При твоём-то жильном здоровье. Я читал. Умственная отсталость, лёгкая степень. Синдром дефицита внимания и гиперактивности. В двенадцать аж три косметические операции» Потом аменорея. И в четырнадцать будьте нате: половая психопатия. Та ещё формулировочка.
Пенни потирает помятое запястье, смотрит в упор, не отводит взгляда.
Только Шмид этот у тебя всё равно не сходился, как ни крути.
Нетипичная картина, кивает Пенни.
Разрез глаз опять же и челюсти. Неправильные, да и не совсем шмидские, верно? И низкорослостью ты отродясь не страдала.
Вот уж это точно. Небось к прозвищам вроде «дылды» и «переростка» ещё лет с пяти привыкла.
А ещё ты часто слышала всякое. Что было вроде как не для твоих ушей. Через дверь. Через стену.
Пенни неприятно усмехается.
Сперва, пока совсем дурёха была, ох и влетало мне за это. А потом ничего наловчилась пользоваться.
Некоторое время оба молчат. Виктор Дрейк думает, как же это трудно по нескольку часов каждый день просиживать почти без движения над грамматиками и прочими задачками, когда ноют жилы по хорошей игре, плясовой, драке, по вольному бегу.
Как давят все множества запахов и звуков, о которых толком никому и не расскажешь, потому что никто тебе их не объяснил и ты даже не владеешь правильным языком, чтобы рассказать о том, что ощущаешь.
А скажи шрам у тебя есть? Под животом, под низом. Извини, что спрашиваю.
Вот такенный. Вроде у меня там органы все были какие-то неправильные. А теперь вообще хрен пойми что. ухмыляется нахально. Показать?
Не надо. Так верю.
* * *
В третьей семье у тебя вроде всё шло неплохо, да? А потом что-то случилось. Скандал вроде какой-то. С этой девушкой из твоей тогдашней школы. Как её имя? Что-то я запамятовал.
Пенелопа краснеет густо, персиковым румянцем по бледно-пепельной коже. Выдыхает трудно:
Мэй.
Красивая? спрашивает Дрейк.
Пенни пожимает широкими костистыми плечами.
Тогда Дрейк спрашивает иначе:
Она хорошо пахнет, правильно?
Пенни втягивает воздух сквозь стиснутые зубы. Трёт ладонью лицо. Прикусывает губу. Потом начинает говорить. Что Мэй пахнет как Мэй и никак иначе, и никто и ничто в мире больше не пахнет так, и нет никаких слов, чтобы об этом рассказать, а от молчания, оказывается, бывает очень больно. И башка будто становится набита сладкой ватой, между рёбер дерутся голодные виверны, а ниже, в животе, плавится хренова лава.
А потом над тобой смеются, а потом на тебя орут, а потом всё летит к чертям собачьим, а потом тебя увозят, а потом
А Дэвис и Атт здорово тебя доставали? вдруг спрашивает Дрейк.
Да уж наверняка. И не только они.
Год назад ты однажды дала отпор.
И наказали тебя.
Тебя, а не их.
У меня есть один друг, продолжает Дрейк. Мне показалось, он немного похож на тебя. Иногда, если приходится драться, защищать себя, он вроде как себя забывает ну, и машется как бешеный. А потом ему другой раз и вспомнить трудно, чего натворил. С тобой было так же?
* * *
Посмотри-ка, Вик. ухмыляется Джек Холт. Что скажешь?
Новостейки в одном из пригородов Аргесты то ещё месиво.
Двое подростков найдены жестоко убитыми.
Если точнее забиты насмерть.
И ещё одна девочка пропала.
Из «особых», ха. С отклонениями.
Холт Тшешш из Пожирателей Волков доволен, будто только что в карты выиграл.
На фотку глянь. Тупозубые иногда и в упор ничего не видят, твари.
Четвертинка? спрашивает Виктор Дрейк.
Скорей осьмушка. Но не так тебе спроста осьмушка золото. Я не я буду, Вик, если это не он не она их так размазала. Отправляйся сейчас. Найдёшь мне эту Пенелопу Уортон, из-под земли мне достань. Если копы первые до неё доберутся перейми как хочешь.
Хрустит мослами пальцев, поводит плечами под дорогим пиджаком.
Считай, я нутром чую, Вик. Ведь людьми выращен этот ососок, как свой. Там и рожу особо сильно править-то не придётся. А ухватки их небось впитал словно родненький, и при этом силы и лютости не растерял, может, и больше только яду набрался. Нам теперь его дорастить пару-тройку лет ты соображаешь, какая от него может быть польза?.. Пусть и правильной крови в нём всего осьмушка ни за что не поверю, что человечик в нём сильнее орка.
* * *
Виктор Дрейк глядит на бледно-пепельное лицо Пенелопы, усеянное там и сям вполне людскими прыщами. Едва различимая масть старых, коренных Каменных кланов, весточка последней Орды.
Не-ет, тянет Пенни, покачивает кудлатой головой. Никакого не было беспамятства. Они за мной шли издевались. Но когда я начала бить, я понимала, что делаю.
Молчит.
Улыбается ласково. Настолько по-тшешшевски, что у матёрого перелицованного орка Вертая, Виктора Дрейка, лёгкая дрожь идёт по загривку.