Доктор как будто ждал этой команды.
Значит, так, надо уложить капитана на лавку, чтобы кровь могла нормально циркулировать.
Это как? спросил Виктор.
Надо, чтобы голова находилась не выше тела.
После того как капитана уложили, доктор потребовал:
Теперь привяжите больного к лавке, чтобы не дергался, тут и без него трясет.
Привязав капитана к лавке и установив подготовленный импровизированный фонарь, доктор приступил к операции. Капитан от этих манипуляций закричал, а потом, запрокинув голову, застонал.
Потерпи, родной, сейчас я вколю тебе хлорэтил, и станет полегче.
Достав приготовленный шприц, доктор сделал укол. Через несколько минут капитан немного затих. Доктор достал жгут и, перетянув руку, стал ставить капельницу.
А это что такое?
Морская вода.
А зачем она? спросил кто-то из офицеров.
Она будет как заменитель крови. У него большая потеря, но прошу вас, товарищи, не отвлекайте, и так приходится работать в неудобных условиях.
Хорошо, согласился офицер, и доктор продолжил.
Разрезав ранее наложенную повязку и сняв жгут, он начал рассматривать рану и что-то сам себе говорить. Периодически доктор просил подавать ему медицинские инструменты. Офицеры, которые согласились ему ассистировать, после просьбы подать тот или иной инструмент спрашивали: «А как он выглядит?» Было видно, что от этих вопросов доктор немного злился, но ни разу он не сказал ничего плохого, размеренно и четко объяснял, как выглядит нужный инструмент. Примерно через полчаса он сказал:
Готовьте хлопчатобумажную ткань, она лежит вон в том пакете под лавкой.
Виктор достал пакет с тканью и спросил:
Что с ней делать дальше?
Готовьте солевой раствор.
Как?
Воду из фляги лейте в таз и сыпьте туда поваренную соль, размешивайте до полного растворения и замачивайте ткань.
Виктор выполнил все, что сказал доктор, и, как только закончил все процедуры, доложил:
Готово.
Теперь складывай ткань в несколько слоев так, чтобы можно было наложить на рану, продолжил давать указания доктор.
Виктор вновь доложил:
Готово.
Хорошо, давайте мне и быстро делайте налепную алебастровую повязку.
А где?
В том же тазу. Замачивайте повязку и давайте мне, как только попрошу.
Хорошо.
Доктор вернулся к капитану и стал бинтовать его ногу.
Так, проговорил он, теперь давайте налепную повязку.
Провозившись еще где-то минут двадцать, доктор устало произнес:
Ну, все, что мог, я сделал. Дальше надо в госпиталь, но думаю, что теперь не помрет и, возможно, если гангрена не начнется, сможет даже ходить.
Ну, ты, доктор, молодец, сказал один из офицеров и протянул флягу. Держи, выпей, успокой нервы.
Что там?
Спирт, что же еще?
Доктор взял флягу и подошел к капитану.
Выпейте и постарайтесь уснуть. Сон для вас теперь лучшее лекарство.
Капитан сделал несколько глотков, закашлялся и тихо прошептал:
Спасибо вам, доктор, и вам всем, товарищи, спасибо, век вас помнить буду.
Да не за что. Вы, главное, поправляйтесь и постарайтесь сейчас уснуть, ответил доктор, а после этого спросил: А как там Федорыч?
Один из офицеров, сидевших с ним рядом, с сожалением произнес:
Бредит и постоянно родных зовет, нас с кем-то путает. Худо ему, доктор. Глянь, может, и ему чем поможешь.
Доктор подошел и стал осматривать Федорыча.
Посадки он не выдержит, умрет. Рана серьезная, и крови много потерял.
А может, ему тоже водички морской заместо крови поставить? спросил кто-то из рядом стоявших.
Нет, не поможет, слишком много потерял. У него уже горячка, еще немного и он умрет. Все, что мы можем сделать, это побыть рядом с ним и успокаивать его. Если будет думать, что рядом с ним его родные, не переубеждать его, а поддержать и быть ему самыми родными людьми в этот момент, может, так ему и умирать станет легче.
После этих слов доктор взял фляжку и сделал несколько больших глотков, затем сел на пол и произнес:
Простите, братцы, я сделал все, что мог, будь проклята эта война.
Да чего ты? Никто тебя не винит, поддержал его севший рядом Виктор. Ты молодец, без тебя мы и этого сделать не смогли бы.
Тут распахнулась дверь, и командир корабля предупредил:
Держитесь, идем на снижение, будет немного трясти.
Во время приземления Федорыч, как будто набравшись сил, привстал с пола, посмотрев куда-то вдаль, протянул вперед руку и, глубоко вздохнув, рухнул на пол. В этот же момент самолет коснулся посадочной полосы, гул двигателей и свист тормозов заглушили голоса всех находившихся на борту пассажиров. Те, кто был рядом с Федорычем, пытались его трясти: «Очнись, прилетели, родной, открой глаза, вот он, аэродром, потерпи немного, тебя вылечат». Но Федорыч не отвечал. Доктор, осмотрев его, сказал:
Все, не трогайте его, ему уже ничем не помочь, он умер.
Офицеры обнажили головы, у кого-то на глазах заблестели слезы.
Вот так живешь, живешь, и в один момент тебя не стало. Вроде бы мы и не знали Федорыча совсем, а на душе так, будто изнутри рвут на части. Я и смертей видел сотни, и сам убивал, а все равно не по себе: почему так? Почему ему не пожить бы еще пару часов, а там, глядишь, и в госпиталь успел бы, и врачи бы его подлатали, а не так в последний момент оборвалась жизнь, и нет больше человека. А еще эта война проклятая, и его похоронят в общей могиле, родные и близкие проститься с ним не смогут. «Ну почему так?» задаю я себе вопрос и ответить не могу. Почему мы на нашей планете так друг друга не любим? Почему норовим гадость друг другу сделать, почему войны развязываем, убиваем себе подобных? Ведь что с одной, что с другой стороны матери, дети, отцы все по невернувшимся родным своим плачут, и с каждой потерей только больше ненависти рождается. Почему мы не можем жить дружно, помогать друг другу, уважать, любить себя и окружающих людей? Ну вот кто из вас сможет мне объяснить? сказал офицер, который весь полет сидел рядом с Федорычем.
Никто не сможет, ответил Виктор. Но я думаю, все от нас самих зависит, и каждый из нас в первую очередь добрее должен быть, милосерднее. Сделай добро другому бескорыстно, без надежды на то, что он тебе тем же ответит, так, чтобы человек не считал себя чем-то обязанным, и, глядишь, он потом тоже кому-нибудь сделает добро, и оно пойдет по кругу и к тебе обязательно вернется. А вот нашей еще одной задачей будет после войны объяснить это новому поколению, рассказать о тех страданиях и смертях, которые несет война. Воспитать в наших детях дух доброты и уважения ко всем вокруг. Сложно, конечно, будет, сложно. А разве сейчас нам не сложно? Каждый день теряем друзей, близких. И, возможно, это нам испытание, проверка на прочность, очищение, может быть, нас от всей скверны, что в нас накопилась. Возможность понять что-то глубокое, то, про что ты сейчас только сказал. Я ведь полагаю, что не один ты сейчас так думаешь. У многих такие же мысли в голове. Но сейчас нашей главной задачей считаю не раскисать, а бить, не щадя, фашистскую гадину и гнать ее с нашей земли, чтобы и следа от нее не осталось и чтобы потом про нее никто и не вспомнил, вот что сейчас считаю главным. А плакать и поминать погибших после войны будем.
Только он договорил последние слова, как открылась дверь самолета и с той стороны прокричали:
Где у вас раненые? Давайте их быстрее сюда!
Здесь капитан, а водитель не дотянул.
Доктор быстро нашел главного из встречающих медиков и стал что-то ему объяснять.
К самолету подошел человек в штатском и спросил, кто старший группы. Виктор Васильевич отрапортовал:
Старший лейтенант Ваганов, временно исполняющий обязанности старшего группы. Позвольте узнать, с кем я разговариваю.
Старший офицер государственной безопасности Смирнов.
Разрешите посмотреть ваши документы.
Смирнов достал из кармана удостоверение и раскрыл его перед лицом Виктора.