Вдруг Вождь прервал свое античеловеческое музицирование и замер на мгновение. Затем ринулся в угол мастерской, где стояли картины, и вытащил оттуда здоровенный холст с незаконченным натюрмортом. Развернув против света большой академический станок, являвшийся настоящим украшением мастерской, он вставил в него холст. Схватив большой шлиц4, взлохмаченный Васильев принялся мощными мазками набрасывать сидящих в прежней позе Ольгу и Андрея. Левая рука гиганта-якута была некоторое время вытянута к ним с поднятым указательным пальцем. Этим жестом он как бы просил их не шевелиться. Так прошло минут десять-пятнадцать. Движения его стали более решительными. Мощные мазки шлицем были похожи на глухие удары барабана. Холст тяжело гудел под его рукой.
Вождь то отходил на некоторое расстояние, прищуривая глаза, то радостно набрасывался на холст вновь, молниеносно размешивая краску на большой овальной палитре, находившейся рядом на табурете. Краска разлеталась в разные стороны, забрызгивая халат и пол вокруг. Несколько капель попало на круглое смуглое лицо якута, но он не замечал этого в порыве вдохновения.
Ольга, слегка наклоняясь, чтобы отпить немного кофе, тут же возвращалась в прежнюю позу, виновато моргая глазами. Голубые Мечи восторженно следил за Вождем, видя по его глазам, что набросок получается. Когда Ольга в очередной раз нагнулась, Васильев набросился на неё в гневе:
Всё, ты провинилась, снимай майку и тюрбан этот дурацкий.
Видя, что он не шутит и вот-вот вцепится в неё своими заляпанными краской руками, Ольга повиновалась, и остатки её одежды были сброшены на стоявшее рядом кресло. Надо сказать, что сделала она это не без удовольствия, сжигая замершего в прежней позе Андрея своим вызывающим взглядом.
А ты, давай тоже раздевайся, потянула она за ремень на его джинсах, пытаясь одновременно расстегнуть застёжку-молнию. Ну так нечестно, встретив машинальное сопротивление Андрея, она обидчиво скривила маленький ротик, ожидая поддержки у Вождя.
Ну ладно, садись быстрее, Васильев неистово махал кистью, ещё больше разбрызгивая краску вокруг.
Дело пошло веселее: Вождь, подобно якутскому шаману, бесновался около холста, стремясь не упустить прилива вдохновения. Для удобства он взял палитру в левую руку, и «полёт» кистей ускорился. Голубые Мечи, стараясь совладать с возбуждением, вновь обнял Ольгу за талию и пытался придать своему лицу как можно более беззаботное выражение. Странное дело, но беззастенчивость её поведения лишила ситуацию какой-то интимной тонкости. Вместо этого в нём загоралось животное чувство. Осязание женщины, находившейся рядом, всё более возбуждало его. Жаркое тепло, зародившееся где-то под солнечным сплетением, теперь уже разливалось по всему телу, и, видимо, это стало передаваться Ольге. Повиливая бедрами, она плотнее прижалась к его животу, и долго так позировала Васильеву, практически не меняя позы.
Ситуацию разрядили вошедшие Царевич и Анжела.
Вот это мы нормально отдыхаем, задорно приветствовал всех Царевич, ещё и десяти утра нет, а Вождь уже нетленку «забабахивает»!
Оль, а ты так не замёрзнешь? спросила Анжела.
Экзотический туалет Анжелы тоже был достоин кисти живописца: он состоял лишь из топика и узкого полотенца, затянутого вокруг бёдер наподобие туники. Острые соски весело подрагивали под тонким шёлком при каждом движении пластичной афро-россиянки.
Ну что ты, он такой горячий рука Ольги, лежавшая до этого на плече Андрея, скользнула вниз по спине, как бы невзначай плотнее прижимая полный бюст к его груди.
Тем не менее Анжела заботливо прикрыла фрамугу и подняла портьеру на подоконник, чтобы тепло от старинных батарей полнее согревало обнажённую натурщицу.
Отойди от света! Идите все сами знаете куда, зарычал неистовый Васильев, указывая кистью на выход из мастерской.
Да ладно, мы тут в углу тихонечко посидим, мешать не будем, Царевич забрал с подноса на столе кофейник и, отпивая прямо из его носика остатки кофе, плюхнулся в кресло, усадив Анжелу себе на колени:
Эй, Андрюха, с непривычки, наверное, всё затекло? В этом деле практика нужна, а то так можно статический вывих получить!
Анжела и Ольга переглянулись и ухмыльнулись.
Между прочим, продолжал делиться своими знаниями по затронутой теме Царевич, скульптор Мухина, когда лепила рабочего и крестьянку с серпом и молотом, всё никак не могла побороть его могучую эрекцию. Натурщицу для крестьянки такую фигуристую нашли, что у этого натурщика постоянно от неё возбуждение наступало. Ничего с этим поделать не могли. Потом Мухина придумала: между ними простынку натягивала, чтоб он эту самую крестьянку не видел.
Да ладно, болтать-то, махнула рукой Анжела.
Нет, он правильно говорит, вмешался Васильев, не отрываясь от работы, у этого натурщика была поистине гигантская грудная клетка Да и всё остальное Кто его только не лепил, все наши академики с ним работали. Он потом целую книгу воспоминаний издал и там этот эпизод, действительно, описан.
А я в это очень даже верю, вновь кокетливо повиливая бедрами Ольга ещё плотнее прижалась Ольга к Андрею. Голубые Мечи густо покраснел, закатив глаза, и все дружно расхохотались. Провокационно наполовину расстёгнутая до этого Ольгой «молния» на его джинсах окончательно разошлась, и он с трудом застегнул её под восторженное гиканье художественной братии.
Ребятушки, добро пожаловать к столу, в мастерскую вошла Синяк с дымящейся картошкой в кастрюле. Увидев происходившее действо, она раскрыла рот от изумления:
Батюшки мои, ну ты, Васильев, и талантище! Жуть люблю смотреть, как он пишет!
Все, достаточно для начала, тяжело выдохнув, сказал Вождь, пойдемте, закусим чем Бог послал.
Он отошёл от мольберта на три шага, прислонив кулак с зажатой в нём кистью ко лбу. Сильно прищурившись, Васильев вглядывался в холст, уже не обращая внимания на натуру. Затем сделал несколько завершающих ударов кистью и, отшвырнув палитру в сторону, принялся оттирать пятна краски с халата, рук и ног.
Разминая затёкшие конечности, Голубые Мечи подошел к станку и взглянул на холст. Увиденное превзошло все его ожидания: это был не набросок и не шарж Перед его глазами предстал практически завершённый этюд. Работа была совершенна по цвету. Автор сумел взять от обнажённой постановки самое главное тональное и цветовое отношение двух тел. Мужской торс, как и тело девушки был тоже изображен обнаженным, (таким домыслил его автор). Тела были настолько колоритно высвечены и переплетены в нежных лучах утреннего солнца, исходивших от окна, что казались живыми, плоть их дышала. Одновременно создавалось ощущение уюта комнаты: тёплые тона интерьера дополняли нежность объятий, переданную художником. Чувство этой теплоты было особенно явственным на фоне холодного, хотя и солнечного, пейзажа за стеклом.
Крепко пожав руку автору, Андрей обнял Вождя. В этот момент в душе его сложилось отчётливое ощущение, что в нем нет ни капли зависти или ревности к этому человеку, и он чувствовал, что это полностью взаимно.
Глава 5
Ночное явление в мастерской.
Последующую неделю Голубые Мечи практически не возвращался домой, а провёл её с новыми друзьями на Арбате. Дня три компания дружно уплетала жёсткие, но потрясающе вкусные котлеты из лосины, приготовленные Грибником. Каждое утро за картинами приходил хромоногий Саша, сын Петровны, которая была подругой Синяка, и вместе с Антоном и другими подростками уносил шедевры художественной братии для развески на Арбате. Заработанные деньги постепенно уже давали возможность художникам перейти к работе в мастерской, а не стоять целыми днями со своими картинами на улице.