«В Москве два МХАТа старый и новый! И оба каменные!» (Васильев. Капитан Лебядкин из «Параутопии»).
Правда, тут сказывается и разница тишины (паузы), разница языка, разница культур: интонации, которых добивался режиссер, это интонации вполне русские, вовсе не просторечные, даже аристократические, но и другие, очень отличные от французской банализованной светскости Ну а переводчик Андре Маркóвич совсем недавно, уже спустя чуть ли не тридцать лет так высказался в своих публичных фейсбучных записях: «Чужие, или Иностранцы в доме Мольера. Так Мишель Курно (Michel Cournot) назвал свою газетную статью в Монде, чтобы уж наверняка уничтожить нас, иностранцев, то есть Васильева и Маркóвича. Я никогда так и не простил ему этих слов, я никогда в жизни даже не заговаривал с ним снова, но, как я признал потом в своей заметке 2015 года, Курно по сути был прав. Мы чужие здесь и даже то, как я перевожу, так и осталось здесь чужим».
И в заключение слова о Жан-Люке Бутте из письма Валери письма, полученного опять же совсем недавно, уже после онлайнового показа:
Затем однажды вспыхнула какая-то искра, и он явил вдруг сияющий, огненный образ Арбенина.
Мы были очень близки.
Друзья? да нет, не особо. Он произвел на меня глубокое впечатление, оставаясь при этом очень скромным.
Но работа этюдом уже как бы это сказать? Заставила нас встретиться, заставила сблизиться.
А что там было между нами? была любовь, конечно, но не любовь по жизни, а любовь артистическая
В последний день представления «Маскарада» он выставил всем выпивку и произнес речь в мою честь.
Это был его способ остаться рядом со мной и явным образом показать мне это я ведь уже сообщила всем, что ухожу из «Комеди Франсез» Чувствовалось, что мои товарищи почти сразу же стали со мной заметно холоднее.
И в тот вечер, после последнего представления, после прощального стаканчика вместе со всей нашей командой, я забрала вещи из своей гримерки и покинула этот театр.
Я никогда больше не видела Жан-Люка, он умер полтора года спустя. (Из письма Валери Древиль автору книги.)
Ну а Валери она уехала в Россию, в театр «Школа драматического искусства», для нее открылась совершенно новая творческая жизнь В Москве, куда она так и продолжала приезжать к мастеру, в конце концов началась ее работа над спектаклем-мистерией «МедеяМатериал» Хайнера Мюллера.
Глава 1. «Амфитрион» Васильева в «Комеди Франсез»
Режиссерская постановка: Anatoli Vassiliev
Актеры «Комеди Франсез»:
Thierry Hancisse: Созий
Jean-Pierre Michaël: Юпитер
Éric Ruf: Амфитрион
Éric Génovèse: Ночь
Florence Viala: Алкмена
Alexandre Pavloff: Навкрат
Jérôme Pouly: Меркурий
Céline Samie: Клеантида
Jacques Poix-Terrier: Аргатифонтид
А также:
Gilles Delattre: Полид
Pierre Heitz: Позикл
Daryoush Tari: сантур и ударные
John Livengood: звуковой синтезатор в реальном времени
Kamil Tchalaev: сольное пение и музыкальные инструменты
Ассистент: Sergueï Vladimirov
Сценография и свет: Anatoli Vassiliev и Vladimir Kovalchuk
Оригинальная музыка: Kamil Tchalaev
Визуальная идея сценографии Амфитеатра в Помпеях: Boris Zaborov
Тренинг по тай-чи: François Liu Kuang-Chi
Вербальный тренинг: Valérie Dréville
С 16.02.2002 по 30.06.2002 спектакль шел в «альтернанс» с другими постановками в «Зале Ришелье».
Жан-Пьер Тибода (Jean-Pierre Thibaudat): Белое пространство. Начиная с 1 декабря по четыре раза в неделю Валери Древиль тренирует актеров этого дома, который когда-то принадлежал и ей самой. «Это просто вербальный тренинг», говорит она, тот, что она практиковала «месяцы и месяцы кряду» в Москве. «Это их интересует, потому что все тут невероятно показательно и наглядно. Все дело в сознании, все происходит в спокойствии и не зависит от физической силы: мышцы тут практически не задействованы. Мы не просто посылаем голос, звук должен лететь как стрела. Конечно, двух месяцев тут недостаточно», признает Древиль. Сам Васильев говорит об этой работе над «Амфитрионом» как о «позитивном компромиссе». Тем не менее, уточняет актриса, «все это вызывало явное беспокойство среди французских актеров. Такой ведь и должна быть настоящая встреча. Возможно, для них время тоже разделится на две части до и после Васильева».
Французские актеры обнаружили само это сонорное пространство довольно поздно. В дополнение к работе с Валери Древиль и уроками тай-чи Васильев долгое время работал с ними над звуковой партитурой и «утвердительной» интонацией повествования. Нерегулярный метр, использованный Мольером для написания этого произведения, весьма в этом помогал. «Уверенность пришла постепенно, по существу только ко второму месяцу репетиций; я это вдруг почувствовал», улыбается Васильев. Эта работа над диалогом (по существу без какой-либо режиссерской постановки) заняла две трети репетиционного времени. Будем надеяться, что и сама постановка останется «прозрачной»: «Нам нужно теперь объединить текст диалогов и текст постановки», сказал Васильев две недели назад после первой репетиции, на которой была проведена работа по соединению, «сшиванию» вместе двух этих элементов. Правда, на подмостках все это вызвало у актеров вполне понятное напряжение. Ответ будет дан сегодня.
«Amphitryon va vous intoner» («Амфитрион заставит вас интонировать»). «Libération» («Либерасьон»), 18 февраля 2002 годаБитва в двух цветах. «Амфитрион» Анатолия Васильева в «Комеди Франсез»
Вот история, которая изначально строится на удвоениях, на зеркальных отражениях. Белое сияние, белое свечение, синие тени внутри античной раковины. Что там в завитках и хитрых переходах? Ну конечно: Юпитер, влюбленный в Алкмену, принимает облик ее мужа Амфитриона, ночь удваивается и утраивается сообразно силе и умению его страсти, а Меркурий временно замещает собой верного слугу Созия. Это Мольер предшественник Пиранделло, насмешник и ироник, это он все спрашивает: «Если ты это я (а, заметим в скобках, это уравнение в Шести персонажах убедительно доказано!), то кто же тогда я сам?» Но есть еще и режиссер Васильев, который создает свою встречную конструкцию очередную историю о том, каким бывает наше усилие, когда мы пробуем соединиться с Богом или хотя бы обратить на себя его внимание И потому посредине сцены многоярусная башня и зиккурат Помпеи, Вавилонская башня, башня Пизанская что-то, что в природе вещей не стоит прочно, нечто хрупкое, наивное, смешное лестница Иакова, или прозрачный, летящий корабль из путешествий и снов, который всплывает снова и снова, в разных обличьях, и узнаваем по хлопанью парусов, по мачтам и корабельным канатам. Такова по архитектуре насквозь была и вся Сретенка, выстроенная Игорем Поповым (с Васильевым вместе): белые анфилады, пространство, перетекающее из одного объема в другой, нигде не задерживаясь, нигде не застывая. Такой же стала и сцена «Комеди Франсез» после того, как по ней прошлась русская команда (постановка, сценография и костюмы Анатолий Васильев, визуальная идея амфитеатра в Помпеях Борис Заборов, художник Владимир Ковальчук, музыка и живой вокал Камиль Чалаев).
Из письма Анатолия Васильева автору этой книги:
Я не должен был выезжать из Москвы в октябре 2001 года, но контракт был подписан, роли распределены, и я поехал В мае четвертого числа (мне исполнилось пятьдесят девять) здание для театра «Школа драматического искусства» на Сретенке было в основном выстроено. Началась III Всемирная театральная олимпиада Осенью строители продолжили работу по второму и третьему заключительным этапам. А в апреле 2002 года, через пару месяцев после премьеры «Амфитриона» в Париже, от мэра города Москвы господина Лужкова выходит «протокольное постановление» о передаче здания на Сретенке театру П. Н. Фоменко. И началось
«Амфитрион» Мольера (в восьми диалогах) был срепетирован для русской труппы актеров театра то есть для Яцко, Лаврова, Анурова, Колякановой, Дребневой, Белогуровой как опыт вербальной техники для метафизической драмы. И представлен в Москве, а потом в Польше и Германии, Италии, Македонии, добрались даже до Колумбии. В июле 97‐го года мы играли Мольера на Авиньонском фестивале вместе с «Плачем Иеремии» в русскую команду спектакля вошла француженка Валери Древиль, диалоги звучали на двух языках, согласованных одной речевой техникой. Под сводами бывшего католического монастыря, в алтаре храма размещались подмостки, под куполом кресла для короля и знати («сад» и «двор»). Присутствовали помимо сердечных друзей и строгих критиков Анна Юберсфельд (выдающийся ученый-структуралист) и Марсель Бозонне (художественный администратор театра «Комеди Франсез»).
Русская команда играла «Амфитрион» неровно, всегда с проблемами творческими и нетворческими. Я порядочно намучился с этим произведением, и мне хотелось прекратить душевную боль, запретить самоискушение мечтой о возможном, но мне очень нравился этот вербальный эксперимент и сама постановка вопроса как быть с природой веры и началом разума, что имеет силу креации, чему отдаться мне, с моим университетским опытом знания и исследования. «Амфитрион» задумывался как опыт эволюции драматического театра, без привычных для него мизансцен (или как говорят французы «мизанплясов») и разнообразия поведения персонажа от бытового до «означающего», от натурального до символического. В московском «Амфитрионе» я разрабатывал мизансцену речи сольной, дуэтной, речевые трио и квартеты меня воодушевляли на подвиги минимализма поведения Пожалуй, поэтому я продолжал удерживать эту вещь, которую давно надо было снять с репертуара и просто запретить. Во французской версии Мольера я вернулся к подвижному телу и акробатике И опять проиграл! На этот раз жестокая и хитрая судьба выиграла у меня не спектакль, а жизнь, сам театр, театр «Школа драматического искусства» на Сретенке.
Я не должен был выезжать из Москвы в октябре первого года, но я собрал чемодан и поехал