Когда-то Генри Кадинска делил кабинет со своим отцом Львом, который был единственным городским адвокатом, пока к нему не присоединился Генри. Лев умер, когда Джой учился в средней школе. Не использующийся по назначению, но сверкающий полировкой стол Льва Кадинска оставался в кабинете как памятник.
Положив трубку на большую хрустальную пепельницу, Генри поднялся из-за стола, пересек кабинет, пожал руку Джоя.
– Я видел тебя в церкви, но не хотел мешать.
– Я не заметил... никого.
– Как ты?
– Нормально. Я в порядке.
Они постояли в неловком молчании, не зная, что сказать. Потом Джой сел в одно из двух кресел перед столом.
Кадинска вернулся за стол, взял трубку. Лет пятидесяти пяти, невысокий, тощий, с торчащим кадыком. Голова его казалась великоватой для такого хрупкого тела, и ощущение это еще усиливали огромные залысины.
– Ты нашел ключ от дома, где я тебе и сказал?
Джой кивнул.
– Город сильно не изменился, не так ли? – спросил Генри Кадинска.
– Меньше, чем я ожидал. Вообще не изменился.
– Большую часть жизни у твоего отца не было денег, а когда, наконец, появились, он не знал, как их потратить. – Генри поднес спичку к трубке, глубоко затянулся. – Пи-Джи страшно злился из-за того, что Дэн практически не расходовал деньги, которые тот присылал.
Джой заерзал.
– Мистер Кадинска... я не понимаю, почему я здесь? Зачем я вам потребовался?
– Пи-Джи до сих пор не знает о смерти отца?
– Я оставил сообщение на автоответчике в его нью-йоркской квартире. Но он там практически не живет. Каждый год проводит от силы месяц.
Генри выдохнул дым. По кабинету поплыл густой запах табака, ароматизированного вишней.
Несмотря на дипломы и полки с книгами, комната не смотрелась кабинетом адвоката. Здесь царил какой-то особый уют. Профессия стала для Генри Кадинска таким же неотъемлемым атрибутом жизни, как халат и шлепанцы.
– Иногда он не набирает свой номер несколько дней, бывает, даже две надели.
– Странный образ жизни... все время в дороге. Но, полагаю, ему это нравится.
– Не то слово.
– А в результате появляются прекрасные книги.
– Да.
– Я в восторге от книг Пи-Джи.
– Не только вы.
– В них ощущается удивительное чувство свободы... полета души.
– Мистер Кадинска, при такой плохой погоде мне бы хотелось как можно быстрее выехать в Скрентон. Боюсь опоздать на рейс.
– Да, да, разумеется, – в голосе Кадинска слышалось разочарование.
Джой видел перед собой одинокого человека, который рассчитывал на обстоятельную, неторопливую дружескую беседу.
Пока адвокат открывал папку и рылся в лежащих в ней бумагах, Джой заметил, что один из дипломов выдан гарвардской юридической школой. Удивился. Выпускники такой альма-матер обычно не практикуют в маленьких, забытых богом городках.
И полки заполняли не только книги по юриспруденции. Хватало и философских томов. Платон. Сократ. Аристотель. Кант. Августин. Кайзерлинг. Бентам. Сантаяна. Шопенгауэр. Эмпедокл. Хайдеггер. Хоббс. Френсис Бэкон.
Возможно, Генри Кадинска не столь уж уютно чувствовал себя в кресле провинциального адвоката, но просто смирился с этим сначала, чтобы не огорчать отца, потом в силу привычки.
Иногда, особенно после выпитого виски, Джой забывал, что в этом мире не только его мечты обращались в прах, столкнувшись с жизненными реалиями.
– Завещание и последняя воля твоего отца, – Кадинска смотрел на лежащий перед ним документ.
– Оглашение завещания? – переспросил Джой. – Я думал, присутствовать при этом должен Пи-Джи – не я.