Но граней в тетраэдре двенадцать, а заповедей десять, возразил я, припоминая одновременно и Библию, и геометрию.
Тот, кого люди зовут Моисеем, сокрыл два завета, не по своенравию, но по воле Всевышнего, ответил Ангел, остановив свое вращение. Каждая Заповедь (грань) ограничивается (охраняется) шестью добродетелями (ребрами тетраэдра).
Ангел посветил мне в глаза и, верно определив, что мне не понятно, уточнил: Ну, например, первая грань Почитай Бога. Что может «растворить» ее? Антипод Безразличие к Богу, которое имеет шесть антиребер: беснование, нервозность, тревога, суетливость, озабоченность и лукавство. Душа же, идущая за Светом Божьим, противопоставляет беснованию просветленность, нервозности спокойствие, тревоге доверие, суетливости выдержку, озабоченности терпимость, а лукавству правду. Если будет желание, «светлячок» задорно подмигнул мне, таким же манером распишешь все грани и найдешь соседние (общие) добродетели/пороки для разных Заповедей, а сделав эту работу верно (истинно), получишь ребра, ограничивающие «пустые» для тебя две Заповеди.
Картина начинала проясняться, мысленно я проворачивал в руке тетраэдр Божественной Сути, любуясь блеском его граней, каждая из которых была заповедана нам для охранения А чего? Того, что внутри?
Я очнулся:
Ангел, а что внутри тетраэдра?
«Светлячок» взорвался снопами искр, словно праздничный фейерверк: Наконец-то. Внутри находится Бог. Он видит все добродетели и пороки, всю суть человека, в отличие от души, находящейся снаружи. Ей сложно обозреть разом (единым взором) все свои грани.
Почему так? удивился (и, надо добавить, огорчился) я.
Будь она рядом с Богом, в чем смысл?
Для кого?
Для обоих.
Значит, Апокалипсис наступает, когда все грани «размыты» у большинства душ и Земля не видит их? мне показалось, что очевидная истина сама сорвалась с губ.
Когда произойдет «подмена» Заповедей на антиграни и по нити к ядру Земли поползет энергия антиматерии. Мать Земля (Суть сферы) вынуждена будет стряхнуть с себя, как стряхивает человек песчинки после бури со своего тела, все ненужное, лишнее, вредное, дабы не быть разрушенной самой.
А при чем здесь мой Армагеддон?
Ангел прекратил усеивать искрами мою грудь, а заодно и «облако»:
Когда из десяти известных человеку граней подменены девять и чистой остается всего одна, приходит время последней битвы, с самим собой.
Но я не убивал, не воровал, не лжесвидетельствовал, да и с кумиром не могу вспомнить ничего серьезного, моих чистых граней больше одной, я так возмутился, что даже привстал на своем нежнейшем ложе.
Речь не идет об одном воплощении, подсказал Ангел совершенно беспристрастно.
Я, конечно же, догадывался, что все происходящее в моей жизни не есть акт прямого управления Господом Богом моей несчастной души, чье благостное расположение можно выпросить долгой молитвой или искренним покаянием, а беды, сыплющиеся мне на голову, просто результат Его отвлечения от моей персоны в сторону кого-то другого, кто, по всей видимости, более громко и истово читает свою просьбу, извините, молитву, а исключительно расплата, если речь о неудачной стороне бытия, и пожинание плодов в случае принятия подарков судьбы. Но возникший сейчас со мной Армагеддон стал полной неожиданностью. Знаете ли, у любого полезли бы глаза на лоб, когда после долгого подъема на незнакомый холм с целью обозрения местных красот и достопримечательностей, вы, сложив парусиновый зонтик от солнца, вдруг наблюдаете в долине выстроенное по всем правилам военного искусства войско, готовое к атаке на вас. И, кстати, во главе неприятеля, на белом арабском скакуне, в золотом шлеме на челе, их предводитель, с двуручным мечом и вашей физиономией. Вот такой Армагеддон: то ли отмахиваться парусиновым зонтиком, то ли прикрываться им.
Что будем делать? спросил я с надеждой.
Огонек на груди одной фразой эту надежду уничтожил:
Ты ведущий, я ведомый.
Вот тебе раз! попытался возмутиться я.
Но ведь это твой Армагеддон, парировал Ангел, тебе вырабатывать стратегию сражения, а мне отклонять копья и стрелы, летящие в тебя.
С чего же начать? Карта местности отсутствует, а враг спрятал свои легионы за дымовой завесой. Я встал во весь рост на своем «облаке», копируя позу Наполеона, и обозрел окрест: кругом все было белое, этакий антарктический пейзаж, только не холодно.
Определи сначала оставшуюся грань, от нее и двинешься, снова дал подсказку Ангел.
Куда? чертыхнулся я в сердцах.
К себе, передразнил меня заумный Хранитель, ты же там.
Я перестал пялиться в белизну пространства и сел на «облако», надо было собраться с мыслями.
Я умер?
В том виде, как сейчас, почти.
Я живой?
В том виде, как надо бы, нет.
Здорово прояснил, усмехнулся я, понимая, что запутываюсь окончательно.
Светящийся комочек весело скакал по костяшкам пальцев, исполняя то ли детскую считалку, то ли танец какого-то дикаря.
Сколько у меня времени? спросил я неожиданно сам себя.
Ангел перестал прыгать:
Для себя Здесь вечность, для себя Там два воплощения. Кстати, в следующем ты хорошенькая.
Огонек быстро замигал, и я догадался, что мой Хранитель хохочет.
Ну, что выберешь?
Ладно согласился я сам с собой если хорошенькая, давай назад
Утром я проснулся в своей кровати, рассохшиеся, скрипящие ставни старого дома были распахнуты настежь, и внизу, под окнами слышались возбужденные голоса. Со странным чувством потерянного во сне чего-то особенного, я высунулся наружу. Роскошный дуб, знакомый и любимый с детства, развалился на две уродливые части, словно неведомый великан разломал его просто так, ради забавы, и ушел, довольный своей выходкой.
Садовник, задрав голову, увидел меня и прокричал:
Сэр, ночью была гроза, молния разрезала старину Джорджа (так мы называли дерево), как пирожное.
Он с восторгом указал на обломки исполина и, помявшись, добавил:
Вам повезло, сэр, что Джордж не выбрал дом.
Согнув руку в локте, садовник изобразил, как дуб мог рухнуть на мою спальню.
Я усмехнулся и ответил:
Это не Джордж, это выбор молнии.
После чего взглянул на руку, и мне показалось, что костяшка указательного пальца слегка осветилась.
Спасибо, кивнул я «светлячку» и отправился на свой Армагеддон.
P. S. Иногда безумство автора полностью излечивается талантом и наличием воображения у Читателя, на что я искренне надеялся, начиная эту историю.
Трактат о смещениях
Имеющий душу, найди в себе силы терпеливо дойти до конца повествования, ибо все, что узрят глаза твои ниже и осознает разум позже, о той жемчужине, которую Всевышний с величайшей любовью поместил в раковину твоего тела и обладание коей есть не просто богатство чудесное, но сама жизнь вечная.
А сколько раз говорено многими, строк исписано тысячи и на камне, и на холстине, и на бумаге вощеной и беленой, какие только «спины» не подставлялись под буквы, таящие истины, ведающие о том, как Искра Божья, душа человеческая, входит во Храм телесный, дабы соединить Сына и Отца, живое с мертвым, Задуманное с Истоком.
Мы же, помолясь о чистоте помыслов, с сердцем, наполненным спокойной радостью и искренним расположением к читателю, поведем его через дебри подсознания туда, куда задумали, памятуя о том, что он, наш драгоценный ведомый, воплощен в теле, что наполняет его силой и душевным светом, о чем он, как минимум подозревает.
Ежели читатель оказался воинствующим приверженцем вызывающей удивление и дружный хохот на тонких планах теории господина Дарвина и всерьез рассматривает себя в качестве потомка далекого примата, определяя свою задачу в этом мире исключительно как удовлетворение физиологических потреб, он может преспокойно использовать данный текст на любые, пришедшие ему в голову, возможно, даже самые неординарные цели, не утруждаясь дальнейшим прочтением.