Ники, ты обязан мне помочь, голос Джона умолял из трубки.
С чего вдруг? спросил Джеймс.
Отец не разрешает мне взять барабаны.
С чего вдруг?
Потому что я снова поцарапал фургон.
Джеймс уже знал, что Джон частенько наносит урон машине Джеко но это уже перебор.
Идиот, сказал Джеймс.
Джон фыркнул на другом конце провода.
Не называй меня идиотом, иначе вломлю.
«И ведь мне регулярно от него доставалось, вспоминал Джеймс, перерастало все в потасовку на полу, правда, потом мы смеялись и шли выступать. И знаешь что? Выходило даже лучше. Клянусь, было весело. Ну, в общем, Джон сказал тогда: Отец запер барабаны в сарае. Ты что, не можешь достать ключи? спросил я. Нет, потому что, если я войду в дом, он узнает, что я задумал, и спрячет их или уберет в карман. И тогда мы разработали план. У нас был черно-бордовый фургон Bedford с боковой дверью, так вот я остановился в переулке, ведущем к саду, и встретился там с Джоном».
Бонэм выскочил из-за дерева, и они с приятелем побежали к сараю. Взобравшись по стене, Джеймс приподнял крышу, чтобы Джон мог попасть внутрь и по очереди передать товарищу через окно все элементы барабанной установки. Джеймс позже вспоминал: «Джон все меня поторапливал, передавая оборудование Пробегая по переулку, мы задевали забор и стену, и пока складывали все в фургон, раздался крик: Вызовите полицию! Уматывая оттуда, мы умирали со смеху над тем, что произошло. Приехав на концерт, Джон начал распаковывать установку и обнаружил, что бо́льшая часть оборудования осталась в сарае».
Все, что удалось тайком вывезти из сарая Джеко, лишь малый барабан со стойкой, бочка и педаль, не хватало тарелок и хай-хэта, но что хуже всего барабанных палочек. Поскольку других ударников по близости не было, Джеймс в шутку предложил Джону сыграть руками. «Я уже пару раз видел, как он такое проделывал, и спрашивал, больно ли это, вспоминал Джеймс. Нет, отвечал Джон. Вообще-то, когда я так делаю, создается ощущение настоящей грозы. Той ночью ему удалось это продемонстрировать, орудуя по ударной установке руками. Он отыграл весь концерт, используя лишь кисти и пальцы, и это оказалось невероятно захватывающее выступление. Толпа его обожала Выдающихся барабанщиков много, но Джон был первопроходцем, именно он проложил им путь. Бонзо задал планку, как в свое время Джин Крупа».
К концу года Джон снова принялся за поиски стабильной работы. Когда в следующем году группа Ники Джеймса распалась, участники разошлись каждый своим путем, перейдя в другие успешные коллективы: Рой Вуд и Бив Бивэн начали сотрудничать с Move, а затем и Electric Light Orchestra (ELO), а Майк Пиндер стал клавишником у Moody Blues.
Позже Бивэн вспоминал: «Впервые мы встретились с Джоном, когда в 1963 году он пришел на мое выступление, я тогда играл с Денни Лейном и the Diplomats, а потом еще в 1964-м, когда я работал с Карлом Уэйном и The Vikings, незадолго до того, как мы основали Move. Он был младше и приходил посмотреть, как я играю. В то время я был самым громким барабанщиком в округе, и если Джон чему-то у меня и научился, так это тому, что барабаны следует колошматить, а не поглаживать Думаю, он взял на вооружение парочку идей, пока не обошел меня и не стал лучшим рок-барабанщиком современности». Джон и Бивэн останутся лучшими друзьями, пережив совместную работу с Ники Джеймсом.
Решительнее, чем когда-либо, Джон все еще надеялся, что каким-то образом ему удастся попасть в рок-н-ролльную группу такой же мощи.
Глава вторая. Январь, 1966 Сентябрь, 1968
Почти каждый вечер 1966 года так или иначе проходил на сцене.
Вот уже несколько месяцев Джон продолжал вставать с первыми лучами солнца, чтобы к половине восьмого успеть на стройку Джеко. Хоть он и был сыном босса, работать приходилось на общих основаниях, разрешался лишь десятиминутный перерыв на чай и получасовой обед, правда, в редких случаях можно было выпить лишнюю чашку чая, который строителям приносили в ведрах. В полшестого Бонэм уже мчался домой, чтобы привести себя в порядок и загрузить в машину аппаратуру для вечернего концерта.
«Джону такой график давался тяжело, вспоминал Мик. Бо́льшую часть рабочего дня он витал в облаках, думая лишь о выступлении с группой. Бригадир был, мягко скажем, не в восторге, и брату частенько доставалось, пока он работал на отца».
Пары фунтов, что удавалось заработать с каждого концерта, и зарплаты строителя едва хватало на сигареты и пиво, а в тех редких случаях, когда Джеко разрешал взять машину, еще и на бензин. Но финансовое положение Джона не назвать уникальным. В 1960-е годы в Бирмингеме возлагали большие надежды на рок-н-ролл, местным не терпелось сбежать из региона или хотя бы с проклятых фабрик. Ведь если не удавалось прославиться, приходилось вставать к конвейеру.
«Тогда Бирмингем был совсем другим, рассказывал Тревор Бёртон, ритм-гитарист Move. Город наводнили предприятия, да и народ там жил суровый. В тех местах горожане считались расходным материалом производства Музыка давала шанс свалить с фабрики. Я зарабатывал пятнадцать фунтов в неделю, вдвое больше, чем отец получал на заводе».
В этом отчаянии зародилась особая местная форма рок-н-ролла, тревожнее лондонской и хипповее ливерпульской, даже несмотря на внимание мирового сообщества, которое судостроительный портовый город привлек благодаря Beatles. Музыкальная сцена Брума могла похвастаться бо́льшим количеством групп, чем любой другой регион в Англии, и местные это знали. «Многие не могли выбраться из Мидлендса, потому что, кроме пабов, у нас ничего не было, вспоминал Билл Бонэм. (Он не родственник Джона, а знаменитый клавишник мидлендской группы Obs-Tweedle.) Местные парни играли просто невероятно. Наше небольшое музыкальное сообщество было сплоченным. Но все равно приходилось ездить в Лондон и платить за возможность сыграть или же выступать бесплатно. Было очень сложно заставить людей из Лондона приехать вас послушать».
Местный трубач и продюсер Джим Симпсон был ветераном бирмингемской сцены еще задолго до встречи с Джоном Бонэмом в 1966 году.
«Всех, кто вышел из этих мест, и не упомнить, рассказывал Симпсон. Может, им просто удалось быстренько умотать в Лондон. Нам всегда говорили, что все самые крутые в Лондоне, поэтому многие группы туда уезжали и выпускали низкосортные записи, да и Бирмингем не самое престижное место для жизни Но фишка в том, что действительно великие музыканты и коллективы именно отсюда и это львиная доля всех артистов страны. Местные группы были жесткими и грубыми, но их и не привлекали хит-парады так, как этих недалеких ливерпульцев с бахромой и дурацкими воротничками на куртках».
* * *
Семнадцатилетний Джон Бонэм был достаточно талантлив, потому никогда подолгу не просиживал без работы. К зиме 1965 года самой большой проблемой (не считая поисков стабильных выступлений) было придумать, как перевозить на многочисленные вечерние выступления из Реддитча в Бирмингем ударную установку, становившуюся с каждым разом все больше. После долгих уговоров Джон наконец убедил отца позволить ему брать один из трех строительных фургонов, чтобы перевозить товарищей по группе и аппаратуру, а приятелю Эдди Коноли, живущему по соседству, Бонэм предложил поработать на полставки роуди, возить его на выступления и обратно, отдельно от группы. Однако это сотрудничество оказалось недолгим, после того как Джон сообразил, что может забирать долю Эдди себе, если будет самостоятельно грузить оборудование и устанавливать барабаны. А еще это верный способ прослыть ценным кадром в каждой из групп таскать инструмент, снабжать сигаретами и, наконец, привлекать верных брумми[5] на концерты.