Фафхрд задумчиво переводил взгляд с одного из этих ярких украшений на другое.
Почему? в конце концов осведомился он.
Смех девушки рассыпался стеклянными колокольчиками.
Ах, Нечистый, как же ты мил и глуп! проговорила она по-ланкмарски с забавным акцентом. Девушки, которые не принадлежат к племени упырей, все твои предыдущие дамы, насколько я понимаю, да порубят их в преисподней на фарш! привлекают внимание к своим прелестям, скрывая их под роскошными тканями или драгоценными металлами. Мы же обладаем прозрачной плотью и презираем всяческие одежды, поэтому нам приходится идти другим путем и пользоваться косметикой.
Фафхрд лениво хмыкнул в ответ. Теперь он переводил взгляд со своей милой попутчицы с белым костяком на луну, которая просвечивала сквозь гладкие светло-серые ветви сухого колючего дерева, росшего на краю ложбины, и любовался этим контрастом. Ему казалось странным, хотя, впрочем, не слишком, что его чувства к Крешкре изменились столь быстро. Прошлой ночью, когда примерно в миле от горящего Сархеенмара девушка пришла в себя после нокаута, он уже было хотел прикончить ее, но она повела себя настолько отважно, а позже оказалась такой задорной, милой и сообразительной попутчицей, хотя и суховатой, как то приличествует скелету, что, когда розовая полоска зари сперва слилась с заревом пожара, а потом и затмила его, северянину показалось вполне естественным, что она едет вместе с ним по направлению к югу, сидя на крупе лошади. Он подумал, что такая попутчица может без всякого оружия обратить в бегство разбойников, которые бесчинствовали в окрестностях Илтхмара и считали упырей мифом. От предложенного хлеба Крешкра отказалась, но немного вина выпила. Ближе к вечеру ему удалось подстрелить из лука песчаную антилопу, и у них получился сытный ужин, причем свою порцию девушка съела сырой. Все, что Фафхрд слышал о пищеварении упырей, оказалось правдой. Поначалу северянина беспокоило то обстоятельство, что Крешкра отнеслась к потере своих товарищей с виду совсем равнодушно, и он начал даже подозревать, что она пытается дружелюбным поведением усыпить его подозрения, чтобы потом убить, но потом он решил, что жизнь и смерть не имеют слишком уж большого значения для упырей, которые так похожи на скелеты.
Серая мингольская кобыла, привязанная к колючему дереву на краю ложбины, внезапно вскинула морду и заржала.
Где-то очень высоко в черном ветреном небе со спины мощного черного альбатроса соскользнула летучая мышь и стала, кружась, словно громадный черный лист, спускаться на землю.
Фафхрд вытянул руку и запустил пальцы в невидимые, но длинные волосы Крешкры.
Скажи, Костеночек, почему ты называешь меня Нечистым?
Девушка безмятежно ответила:
Все ваше племя кажется нам грязным, ведь наша плоть чиста, как бегущая вода в ручье, который не мутят ни люди, ни дожди. Кости прекрасны. Они созданы для того, чтобы их все видели. Протянув свою руку скелета, она мягко прикоснулась к груди Фафхрда, поиграла с волосами на ней, потом снова заговорила, серьезно глядя в звездное небо: Мы, упыри, испытываем такое сильное эстетическое отвращение к грязной плоти, что считаем своим священным долгом делать эту плоть кристально прозрачной, пожирая ее. Но я не имею в виду тебя, Нечистый, по крайней мере не сегодня, добавила она и дернула за рыжий завиток.
Фафхрд схватил ее легонько за запястье.
Выходит, твое расположение ко мне противоестественно, во всяком случае по упырским меркам? с некоторым вызовом спросил он.
Не смею спорить со своим повелителем, с язвительной ноткой в голосе ответила девушка.
Не буду стоять, вернее, лежать на своем, пробормотал Фафхрд. Мне повезло, какими бы ни были твои побуждения и как бы мы их ни называли. Голос его зазвучал громче. Скажи, Костеночек, как тебе удалось выучить ланкмарский?
Ну и бестолочь ты все же, Нечистый, снисходительно отозвалась Крешкра. Это ж наш родной язык. В ее голосе появились мечтательные нотки. Мы заговорили на нем тысячу лет назад, когда Ланкмарская империя простиралась от Квармалла до гор Пляшущих Троллей и от Края Земли до моря Монстров, когда Кварч-Нар назывался Хваршмаром, а мы, одинокие упыри, лишь пили кровь покойников в глухих переулках да на кладбищах. У нас был и другой язык, но ланкмарский оказался проще.
Фафхрд отпустил руку девушки и, опершись ладонью о землю, заглянул в ее черные глазницы. Тихонько охнув, она провела пальцами по его бокам. Сдерживая охватившее его желание, Фафхрд проговорил:
А скажи, Костеночек, как тебе удается что-то видеть ведь свет пронизывает тебя насквозь? Ты что, видишь задней стенкой черепа?
Вопросы, вопросы, одни вопросы, простонала Крешкра.
Я просто хочу стать немножко менее глупым, покорно объяснил Фафхрд.
Но мне нравится, что ты глупый, вздохнула девушка. Затем, приподнявшись на локте и оказавшись лицом к пылающему костру плотная древесина колючего дерева горела медленно и ярко, она проговорила: Посмотри как следует мне в глаза. Нет, не так, повернись спиной к костру. Видишь в каждом глазу маленькую радугу? Свет преломляется в них, и в мозгу возникает изображение.
Признав, что видит две радуги, Фафхрд нетерпеливо продолжал:
Погоди, продолжай смотреть на огонь, я хочу тебе что-то показать. Согнув пальцы одной руки в трубочку, он приставил ее одним концом к глазу Крешкры и, приложив пальцы к другому ее концу, сказал: Смотри! Видишь, как просвечивает огонь сквозь кончики моих пальцев? Значит, и я немного прозрачный, то есть местами чистый.
Да, вижу, вижу, пробубнила девушка. Отвернувшись от северянина и от костра, она сказала: Но мне ведь нравится, что ты грязный. И, положив ладони ему на плечи, добавила: Иди ко мне и будь еще грязнее.
Глядя на ее череп с жемчужными зубами и различая в каждой глазнице по крошечному переливчатому лунному серпу, Фафхрд вспомнил, что однажды некая колдунья с севера сказала им с Мышеловом, что они крутят любовь со смертью. Что ж, она оказалась права, по крайней мере в отношении его, вынужден был признать Фафхрд, все сильнее прижимаясь к Крешкре.
В этот миг послышался тонюсенький свист, очень высокий, почти неразличимый, однако ввинчивающийся в уши двумя иглами толщиной с волос. Фафхрд резко обернулся, Крешкра подняла голову, и влюбленные обнаружили, что, кроме мингольской кобылы, за ними наблюдает еще и летучая мышь, висящая вверх ногами на высокой ветви колючего дерева.
Движимый смутным предчувствием, Фафхрд вытянул указательный палец в сторону черной летуньи, и та немедленно перепорхнула на этот новый насест. Северянин снял у нее с лапки пергаментную трубочку, пружинящую, словно она была сделана из листка тончайшей закаленной стали, отшвырнул мышь назад на дерево, развернул черный пергамент и, пододвинувшись к костру, прочитал написанный белыми буквами текст:
«Мышелов в ужасной опасности. Ланкмар тоже. Посоветуйся с Нингоблем Семиоким. Главное быстрота. Не потеряй оловянный свисток».
Вместо подписи стоял неправильной формы овал один из знаков Шильбы Безглазоликого.
Положив белую челюсть на белые же костяшки пальцев, Крешкра наблюдала своими непроницаемо-черными глазными впадинами, как Фафхрд стал надевать пояс с мечом.
Ты покидаешь меня, безучастно проговорила она.
Да, Костеночек, я должен лететь быстрее ветра, торопливо согласился северянин. Моему лучшему другу грозит страшная беда.
Он, разумеется, мужчина, все таким же бесцветным голосом проговорила девушка. У нас, упырей, мужчины не покидают своих возлюбленных ради товарищей по оружию.