Вяземский уже шел к подъезду, и Олаф поспешил за ним.
Лифт оказался на удивление чистеньким, а выйдя на пятом этаже, они обнаружили на площадке, пролетом ниже, старенький, но отмытый до белизны кухонный столик, на котором кто-то заботливо расставил пластиковые горшки с комнатными растениями. Зелень явно чувствовала себя весьма неплохо.
Присмотревшись к растениям, Олаф тихонько хмыкнул:
Ловко. Старая школа чувствуется.
Ян кивнул:
Да, простенько и со вкусом. Никаких мандрагор и прочей экзотики. Дольвего просто легонько подтолкнул у них уровень эмпатии, и вот она, готовая система сигнализации. Так что, он о нас уже знает.
С этими словами он потянулся к кнопке звонка, Но нажать не успел, дверь уже открывали.
В дверях стоял очень высокий и очень худой человек. Больше всего он напоминал вышедшего на пенсию учителя, любимого детьми и коллегами сутуловатый, с внимательным и доброжелательным взглядом больших карих глаз. Сейчас он с любопытством рассматривал гостей поверх очков в тяжелой пластиковой оправе. Как очки держались на кончике носа было непонятно.
Осмотрев, сделал шаг в сторону, приглашая войти:
Заходите, не стойте же на пороге.
И исчез в коридоре.
Вяземский с Олафом последовали за ним.
Внутри квартира также напоминала жилище преподавателя или неудавшегося ученого: бедноватая но чистая обстановка, письменный стол, заваленный исписанными листами, потрепанными справочниками и тонкими брошюрками в пожелтевших мягких переплетах.
Хозяин сел на продавленный диван, кивнул гостям на кресла покрытые красными в зеленую полоску пледами, которые, судя по виду, хорошо помнили времена Советского Союза:
Присаживайтесь. Думаю, мне не надо представляться. Да и кто вы такие, я знаю. Так что, перейдем сразу к цели вашего визита.
Опускаясь в кресло, Ян аккуратно поддернул штанины безукоризненно выглаженных брюк, вальяжно откинулся на спинку и заговорил:
Я все же представлюсь, поскольку лично мы незнакомы. Ян Александрович Вяземский. И начальник моей службы безопасности, Олаф.
Просто, Олаф? хмыкнул в ответ тот, кого норвежец называл Дольвего.
Для вас, просто, сухо подтвердил Вяземский. Сам начальник службы безопасности сохранял вежливо-равнодушное молчание, всем видом показывая, что здесь он исключительно в качестве сопровождающего.
Слышал я об одном Олафе. Говорили, что этот воин мог оборачиваться медведем. И медведь этот нес только смерть и хаос. Впрочем, оборвал он сам себя, это только слухи, которые я слышал много-много лет назад.
Если не столетий, негромко сказал Вяземский.
Если не столетий, легко согласился собеседник. Так, может быть, все же перейдем к делу? Я не думаю, что специальный посланник Орена Стражей посетил мое скромное жилище только для того, чтобы поговорить о старых добрых временах.
Считайте, что это визит вежливости. Как в те самые старые добрые времена, когда было принято наносить визиты соседям, представляться, знакомиться.
Или проверять поднадзорных негромко бросил в пространство Олаф.
Дольвего стремительно развернулся к нему, выбросил вперед руку, и уткнул в норвежца вытянутый палец с длинным твердым ногтем.
Ты! Знай свое место, ручной медведь прошипел он. Я не давал в моем доме слова выродкам Севера.
Олаф благодушно ухмыльнулся в ответ, и кивнул Вяземскому:
Хамит. Значит, не боится. Одно из двух, или чистый, или очень глупый.
Вяземский задумчиво почесал подбородок, и обратился к Олафу, так, будто они сидели в комнате вдвоем:
Наверное, все же, чистый. Во всяком случае, я на это рассчитываю, не хотелось бы начинать пребывание на исторической родине с крови.
И уже резко, ломая рисунок разговора, развернулся к Дольвего:
Четверо суток назад. В Приграничье волнение было? Отвечать быстро.
Слова хлестнули высокого старика словно бичом. Он резко выпрямился, глаза полыхнули черным пламенем, зрачок, прыгнув, стал вертикальной желтой щелью, окруженной кольцом непроглядной черноты.
В квартире ощутимо потемнело, и ощутимо похолодало.
На Вяземского это не произвело ни малейшего впечатления. Развалившись в кресле, он скучливо процедил:
Дернешься, убью.
И Дольвего поверил, осел на диване, жуткие нечеловеческие очи снова превратились в усталые глаза доброго учителя на пенсии.
Чувствовал. Было такое как раз четыре ночи назад.
Ты знаешь, что в ту ночь произошло.
Знаю, конечно. Вашего сторожа и убили.
Стража, Дольвего, Стража, поправил собеседника Вяземский. Не забывайся, пожалуйста. То, что ты подписал Протокол Нейтралитета, не дает тебе права хамить.
Спрашивай и уходи, Страж, с гримасой ответил Дольвего. Протокол не дает тебе права находиться в моем жилище дольше необходимого.
Если это не продиктовано угрозой Границе и нейтралитету, напомнил ему Вяземский, А вопросов у меня немного. Пока.
Дольвего кивнул, мол, слушаю.
Первое. Кто из местных мог такое сотворить? У кого могли появиться настолько веские причины, что он решился на убийство Стража?
Никто, быстро ответил старик. Из тех, кто здесь существует постоянно, никто. Никому нет выгоды нарушать Протокол, а насчет чужих ничего не скажу, просто не знаю.
Как ни странно, я тебе верю. Вопрос второй общая обстановка. Какие операции в городе могли потребовать привлечения чужих?
Дольвего пожал плечами:
И снова ничего тебе не скажу. Ни о каких новых операциях по эту сторону Приграничья я нее слышал. Те, кто живет здесь, придерживаются Нейтралитета, стараются даже не выходить в Приграничье. С мелкими делами твой предшественник успешно справлялся сам, и никому на хвост, насколько я знаю, не наступил. Во всяком случае, настолько чувствительно, чтобы кто-нибудь из настоящих магов или древних хотел его убить, пожал он плечами.
Так «да», или «нет». Договаривай, жестко сказал Олаф.
Дольвего бросил на него ненавидящий взгляд, но продолжил,
Из тех, кто подписывал Протокол Нейтралитета, не появлялся никто. Но я недавно сталкивался с человеком. Зовут Мануэль Лесто. Ничего конкретного, мы просто виделись в гостях, но он него явно несло Приграничьем. Он точно умеет пользоваться дорогами магов, и зачем-то ходил к Границе.
Что еще? спросил Ян.
Ничего. Просто, ощущение. Он ничем не показал, что увидел меня или понял, кто я такой, но чувство было сильным.
Хорошо. Я тебе верю, легко согласился Вяземский, и встал.
На этом, довольно. Спасибо за гостеприимство.
Надеюсь, больше визитов не будет, процедил хозяин квартиры, провожая гостей.
И добавил, убедившись, что гости ушли:
Будь ты проклят, полукровка.
* * *
Подойдя к автомобилю, у которого уже дежурил обманчиво расслабленный Владимир, Вяземский негромко сказал, обращаясь к нему:
Володя, большое спасибо. Мы с Олафом сядем сзади, надо обсудить кое-что. Ты, кстати, тоже слушай, это и тебя касается.
Молча кивнув, оперативник сел за руль.
Как только машина тронулась, Страж заговорил.
Итак, господа, ваши впечатления от визита. Сначала ты, Владимир.
Поскольку наверху не был, могу сказать только об окружающей обстановке. Ход там, действительно, есть. Но им очень давно не пользовались, он и не фонит почти. Походил вокруг на том уровне, который я могу воспринять, все чисто. Мой вывод субъект соблюдает Протокол, либо, если и занимается чем-то, что выходит за его рамки, то очень осторожно, и не здесь. отрапортовал Владимир и замолчал, сосредоточившись на дороге.
Исчерпывающе. Жаль, мало, но, протянул Вяземский.
Только не забывайте, к Дольвего нельзя подходить с человеческими мерками и надеяться на человеческие реакции, негромко заметил Олаф.
Безусловно. Потому я и старался спровоцировать его на проявление сущности. Нет, он действительно не знает ничего, выходящего за рамки обычной мелкой возни в Приграничье. Дольвего не того полета птица, чтобы скрыть от нас с вами, Олаф, свое участие в чем-то крупном. Слишком злобен, слишком сильно ненавидит Стражей, не очень умен, а потому опасен для любых серьезных заговорщиков. А, главное, слишком труслив.