И напиваться перед сном. Чтобы не слышать срывающийся крик моего сына:
- Папа, да сделай хоть что-нибудь!..
Я собирался сделать хоть что-нибудь.
...Ветер, как игривый котенок, трепал струйки дыма над кирпичными трубами, два молодых парня помогали беременной женщине тащить тазы с мокрым бельем, три тощие козы глодали всякую дрянь, временами косясь на расслабленного козла с мордой арабского шейха; и вообще, хутор выглядел обжитым и благоустроенным.
- Смотри, - толкнул меня локтем Бакс, и я увидел лохматого детину, заново крывшего крышу уже знакомого нам флигеля. В зубах у детины были зажаты гвозди, и новоявленный кровельщик уставился на нас так, словно полдня мечтал эти гвозди проглотить, а наш приход нарушил все его планы.
У входа во флигель на крылечке сидел унылый и весьма пожилой фермер с патриархальной бородищей и приводил в порядок какую-то мешанину невероятных ремней и пряжек. Где- то я уже видел эту бороду... да нет, не может быть...
Я глядел на эти ремни, вспоминал, как пишется слово «чресседельник», и понимал, что говорить не о чем.
Абсолютно не о чем.
- Пошли отсюда, Бакс, - сказал я.
Он кивнул.
Талька выпустил мою руку и решительным шагом направился к фермеру. Тот поднял голову и воззрился на приближающегося мальчишку. Глаза фермера бегали, моргали, хмурились - словно им, выцветшим заплывшим глазкам, ужасно не хотелось глядеть на пацана в шортах и голубой футболке. Они даже слезились, эти странные глаза...
Глазам не хотелось, а хозяин их заставлял. Впервые я почувствовал, что значит на самом деле «глаза б мои тебя не видели».
- Ганцю! - неожиданно заорал фермер хриплым басом. - Ганцю, иди сюда! Живо!..
Беременная женщина перестала вешать белье и вперевалочку подошла к крикуну. Подошла, глянула на Тальку, на бородатого (мужа? отца?) и быстро опустила взгляд. Я только успел заметить искорку суеверного страха, вспыхнувшего в холодной золе ее серых глаз.
- Ну что? - на полном серьезе спросил фермер, обращаясь к Тальке. - Родит?
- Родит, - так же серьезно ответил мой сын. - К ноябрю родит.
- Кого?
- Девочку.
- Как назвать?
- Сами знаете как...
Фермер резко встал. Уронил свою упряжь. Сунул пальцы за опояску. Переступил с ноги на ногу. Снова сел. Закашлялся.
- А может... - начал было фермер севшим голосом, но Талька грубо перебил его.
- Сами знаете как, - повторил он. - И не вздумайте увильнуть. Хуже будет...
Талька замолчал и вернулся к нам. Беременная женщина зашла в дом, пробыла там с минуту и вернулась с трехлитровой банкой желтоватого самогона (запах мгновенно распространился во все стороны) и увесистой сумкой.
Она передала все это добро фермеру, а тот прохромал к Баксу и сунул ему в руки банку и сумку.
- Уходите, - добавил фермер, и в голосе его промелькнуло неуместное и неприятное сочувствие. - За крест спасибо. А так... Уходите.
И мы ушли.
5.
В токе враждующей крови
над котловиной лесною
нож альбасетской работы
засеребрился блесною.
Ф. Г. Лорка
- Ты знаешь, Энджи, - минут через двадцать заговорил Бакс, - по-моему, я сошел с ума.
- Поздравляю, - хмуро бросил я. - Крайне своевременно.