Я вижу, ты за границею своенравию училась более, нежели искусствам? Слово родительское в Париже не в почёте? сухо спросил князь.
Неужели всё у нас и впрямь так плохо?.. прошептала Кэсси. Постойте-ка, так это всё, она обвела рукой кабинет, вся роскошь за его счёт?! Это всё он?!
Кассандра, девочка моя, поверь, я желаю тебе только счастья, заложив руки за спину, князь стоял перед дочерью, стараясь видом своим выражать твёрдость, но губы его дрожали. Ты должна понять.
Я понимаю, обречённо кивнула Кэсси. вы продали меня старому уроду.
Он не стар и не урод.
Как я рада.
Он Архитектор.
Что-о-о??? прошептала княжна. Как Архитектор?! Папенька!
А что с того? Архитекторы такие же граждане страны, как и мы с тобой, с теми же правами и обязанностями. Кроме того, я уже говорил, господин Веласто на хорошем счету у государя, у него большое будущее, и для нас честь, что
Господи боже! Кэсси не слышала слов отца. Я бы смирилась, ради любви к вам, что женихом будет старик, пусть даже безобразный, но монстр!.. Папенька! Вы готовы отдать меня монстру?!.. Так вот откуда сети на имении при ремонте! Он тут уже и хозяйничает! Господи! Архитектор!!.. Батюшка! она умоляюще глянула на князя, неужели лучшей партией для меня вы видите сущее чудовище, пусть и обласканное царём, хотя я не представляю, как государь может благоволить нелюдю!
Кэсси, устало, но терпеливо произнёс князь, у тебя странные понятия и представления о достойной расе, средь представителей коей и богатые, и уважаемые люди
Люди??! Батюшка, вы сказали ЛЮДИ?!
Вот взгляни, на стол легла коробочка, в коей на белом атласе искрилась и переливалась тончайшей работы нить бриллиантов вещь до крайности изысканная и столь же дорогая. Это подарок от жениха.
Верните, батюшка! Тотчас же верните, Кэсси даже не захотела глянуть. Я не выйду за него!
Довольно. Ты устала, я устал. Иди, отдыхай. Утро вечера, как говорится, мудренее. Спокойной ночи. А завтра будь умницей!
Князь нежно, как в детстве, поцеловал дочь в лоб и удалился. Потрясённая Кассандра некоторое время сидела одна, потом поднялась к себе, вызвала колокольчиком горничную. Кутаясь в шаль, та тёрла сонные глаза и что-то недовольно бормотала под нос про неугомонную госпожу.
Скажи, Фрося, ты знала, что к нам сваты приезжали? Знала ведь! И не обмолвилась ни словом! Непохоже, чтоб ты молчала, да о такой вести! Ну-ка говори!
Да что говорить, барышня, горничная кусала губы и теребила конец пушистой пшеничной косы. Я сама-то и не видела ничего. Ну, приезжал кто-то к батюшке вашему. Только об чём они беседу вели, мне не доложено. И вообще, всё, ну всё-то, не по обычаю, без застолья, не как у людей она осеклась.
Не как у людей?! Кассандра вскочила с кровати, на которой сидела до поры, схватила Фросю за плечи. А Его ты видела?! Его самого?! Каков он?!
Ой, барышня, не трясите! всхлипнула горничная. Ничего я не видела. Да и не знала, что это сваты. Вроде, она наморщила лоб, вспоминая, господа все приличные были. Может, жених-то и не приехали сами-то? А что, барышня, эти, Арти Артихекторы сильно страшные, да? У них рук одних дюжина, не меньше, так говорят. Иначе, как бы они строили так быстро?
Кэсси отпустила глупую девчонку и отошла к окну. По щекам катились слёзы, сердце наполняло отчаянье. Она прижала ладони к губам, чтобы не дать вырваться наружу рыданиям.
Ну, ежели богат, то я, может, и вышла бы, продолжала бормотать Фрося. Даже за Артихектора. Всё лучше, чем в долговой яме, да на выселках в нищете по кабакам пьянь всяку обихаживать. Видела я таких счастливцев из бывших господ! Уж лучше замуж! Хоть за урода. Токмо вот дети коли случатся
Дети? Кассандра повернула к ней мокрое от слёз лицо. Что ты говоришь такое?!
Ну а что ж, барышня, философски заметила Фрося, дело-то житейское! Мужик он ведь, что человек, что Артихектор от бабы ему одного надо! Токмо давеча Митька-кузнец рассказывал. В город ездил с приказчиком. Ну и аккурат на рынке мальчишка. То ли беспризорный, то ли просто, но один он был. Митька-то, даром, что твердолобый, аки молот его, а углядел, как малец тот кошелёк-то у купчишки и вытащил! Да токмо не нормальными руками, что на виду у всех держал и размахивал ими даж, а третьей, котора сбоку, вот отсель Фрося ткнула себя под рёбра, потихоньку вылезла, да в купчишкин карман и наведалась.
Кассандра с ужасом смотрела на горничную, которая, как ни в чём ни бывало, продолжала рассказ.
Вот я и думаю, барышня, вот откель у мальца рука лишняя, ежели его матушка, прости Господи, она перекрестилась, с Артихектром не побаловалась? Да кто ж знает, кто и виноват? Нужда ведь
Прекрати! прошептала Кэсси. Она снова отвернулась к окну. Неужели, думала она, неужели всё так плохо? Батюшка в долговой яме и на выселках?! Она сама в кабаке, прислуживающая пьяным мужикам? Нет! О, Боже, нет!
И тут глаза её расширились от ужаса, когда меж ветвей старого клёна привиделось вдруг бледное нечеловеческое лицо с выпуклыми глазами в окружении множества рук со скрюченными пальцами. Руки выползали и выползали отовсюду, и в некоторых были зажаты увесистые кошельки
Кассандра упала в обморок.
* * *
Следующим утром вялая и безучастная ко всему, бледная, с тёмными кругами вокруг глаз, княжна позволила Фросе одеть и причесать себя. Та, как обычно стрекотала о всякой ерунде, о солёных грибочках, что ныне удались кухарке Аграфене, да как они хороши с горячей картошечкою, да стопочкой с утреца для придания бодрости. «Да полноте, барышня, ну что ж так переживать! Может, он ещё и передумает, таракан-то ваш? Усовестится. Вы-то вон какая нежная, да свежая, как утренний цвет!..» «Уйди, Фрося, добром прошу! Не расстраивай меня куда более!»
От завтрака княжна отказалась, лишь выпила немного молока, что слегка прояснило её сознание, но ни бодрости, ни настроения не прибавило.
Так и сидела молча и недвижно у окна в сад, пока цокот копыт не возвестил о приезде гостей.
Ой, барышня-княжна!.. Фрося округлившимися глазами глядела во двор в коридорное окошко. Господа какие представительные! Разодеты!.. Накидки, перчатки белые А на головах-то шапки чудные! Всё не упомню, как называются. Цах, цих
Цилиндр?
Во-во! Цихлиндр.
А
Да люди, люди, махнула рукой Фрося. Может, и впрямь передумал этот-то ваш? Ох, помоги, Господи Иисусе пресвятый, она перекрестилась
Надо идти, княжна встала. Фрося, ты
Здесь я, барышня, туточки буду, рядом. Только кликните, ежели что.
Господа, возвестил князь, когда Кэсси спустилась по лестнице и, не поднимая глаз, остановилась возле отца. Моя дочь Кассандра. Вы, Пал Андреич, думали увидеть должно девчонку-нескладушку? князь бодрился, но в голосе ощущалось лёгкая нервозность.
Что вы, развёл руками представительный полноватый господин, и раньше-то княжна была мила, а теперь и вовсе расцвела!.. Но вы правы, помню её совсем малышкой. Ох, годы наши, покачал он головой.
Кэсси, это Павел Андреевич Быков, судейский поверенный. Ты, может, помнишь, он бывал у нас?
Позвольте-с ручку, барышня! и он приложился губами к холодным пальчикам княжны.
Ну, а это господин Серж Кайн Веласто, дочка. Прошу любить и жаловать.
При слове «любить» Кэсси чуть заметно вздрогнула и подняла глаза на жениха, машинально протянув руку, которую тот поцеловал, лишь на миг дольше положенного задержав в своей ладони, горячей, сухой, сильной, но вполне человеческой.
Он был очень высок, этот господин Веласто, имел широкие плечи, мощное телосложение, вполне, впрочем, пропорциональное. Возрасту лет тридцать на вид, не более. Отнюдь не стар, но и не юнец безусый.
На загорелом лице блестели живые умные глаза. Тонкий нос с горбинкой, пожалуй, был чуть длинноват, но в целом придавал облику истинный аристократизм. Пепельно-русые кудри, по-деревенски густые, зачёсаны назад по европейской моде.