Да и Радишу не мешало бы проверить, я к ней давненько не наведывался.
Хорошо еще, что некоторое время она будет оставаться в неведении относительно здешних событий.
Могаба удивил меня тем, что спустился нам навстречу. Весь в повязках, он тяжело припадал на ногу, и думаю, не будь его кожа черной, по всему телу можно было бы увидеть синяки и кровоподтеки. Один глаз заплыл и закрылся, зубы были сжаты от боли.
Однако эмоций он выказывал не больше, чем статуя из черного дерева.
– Вы ухитрились использовать все наши промашки, – признал он.
– Этот сучий потрох подрезал вам сухожилия, – устало заметил Костоправ. – Подумай, какая тебе нужда и дальше гробить людей.
– Исход этой битвы, может быть, и решен, но война продолжается. Она закончится не сейчас и не здесь.
В этом замечании был некий резон. Нам следовало продвигаться вперед без малейшего промедления: в противном случае возникала опасность разложения нашей разномастной армии.
Улыбка Костоправа была почти под стать жуткой броне Вдоводела, с которой он в последнее время почти не расставался.
– Я ведь не раз и не два пытался засадить тебя за изучение Анналов. И предупреждал, что ты пожалеешь, если не займешься этим вплотную.
Могаба тоже улыбнулся – так, словно знал на сей счет нечто любопытное.
– Это не Священное Писание.
– Что?
– Твои драгоценные Анналы, вот что. Они не святы. Это не более чем истории, отчасти составленные на основе преданий, отчасти же попросту враки. Примерно в равных долях.
Он хмуро взглянул на меня:
– Смотри, Знаменосец, если ты будешь черпать свою веру в прошлом, это тебе дорого обойдется.
Капитан снова улыбнулся – на сей раз мягко. Неужто эта битва будет выиграна с помощью улыбок?
Костоправ продемонстрировал весьма оригинальную тактику, но Могаба не уловил этого. Не сумел, потому как Анналов не читал. А не читал он их потому, что – чего никогда не признавал открыто – просто-напросто не умел читать. Там, откуда Могаба родом, грамотность не числилась среди воинских достоинств.
Сейчас, во всяком случае, не было сомнения в том, на чьей стороне моральное превосходство.
– Выходит, – промолвил Костоправ, – мне придется уложить еще немало твоих людей, прежде чем ты признаешь истину.
– Истина переменчива, и каждый толкует ее по-своему. В данном случае ее окончательная форма остается неопределенной. И возможно, ты указал мне способ, как найти свою истину.
Могаба отвернулся и зашагал вверх по склону. Напряженные плечи указывали на то, что невозможность скрыть от нас боль уязвляла его гордость. Уходя, он пробормотал, что Хозяин Теней больше не сидит у него на шее и руки его развязаны.
– Эй, командир, – сказал я, – Длиннотень больше не маячит у него за спиной.
– У него больше нет надобности в том, чтобы этот малый торчал… Берегись!
Тай Дэй подпрыгнул и закрыл меня щитом как раз вовремя – я едва не угодил под проливной дождь вражеских стрел.
– Ни хрена себе! Быстро здесь погода испортилась.
Ребята на холмах чуть животики не надорвали. Ну и видок у нас, наверное, был, когда мы пятились к нашим рядам, пытаясь втроем укрыться за одним маленьким щитом.
Этот хитрожопый Могаба вышел на переговоры лишь для того, чтобы выторговать своим солдатам несколько минут передышки. А как только он добрался до них, они пошли в атаку. Куража у них, может, и не прибавилось, но дисциплина оставалась на высоте.
С наших флангов и башен на них посыпались стрелы. Над фронтом взвились огненные шары. В таких обстоятельствах их порыв казался весьма опрометчивым. Тем не менее, они несколько потеснили нас, ибо сражались с такой яростью, словно связывали с этой атакой последнюю надежду.