Но храмы этого народа весьма различаются в зависимости от статуса, древности и богатства. И этот храм я уже видел тогда, когда разыскивал Гоблина. Тогда же, когда увидел женщину до того похожую на Сари, что у меня чуть сердце из груди не выскочило. Уже покинув мир Копченого, я долго не мог прийти в себя.
Я описал над деревней круг, присматриваясь к утренним хлопотам поселян. Все выглядело обычным для туземного поселка, каким я его себе представлял. Стояла середина зимы, но работы хватало, и, едва проснувшись, люди брались за повседневные дела.
Селение выглядело процветающим – даже не деревней, а небольшим городком – и было, по всей видимости, весьма древним. Главным его украшением служил внушительный, явно существовавший не одно столетие храм. Высокие двери обрамляли мощные колонны в виде двухголовых слонов высотой в три – по меркам нюень бао – человеческих роста. У гуннитов двухголовый слон символизирует бога удачи. Потому что – как разъяснил мне Одноглазый – слон могуч и двулик.
Ага, вот и женщина. Кажется, та же самая, что и в тот раз. С утомленным видом она вышла из храма. Впрочем, та выглядела, как должна бы выглядеть Сари, будь она помоложе. А эта наоборот, как будто она на несколько лет постарше. Лицо было то же, но она несколько раздалась в бедрах и груди. И, чего не случалось с Сари даже в худшие времена, была оборванной и грязной, с растрепанными волосами. Эта женщина явно пребывала в отчаянии, и она настолько напоминала мне Сари, что у меня возникло желание утешить ее, в чем бы ни состояла причина ее боли. Я сместился поближе, почти упиваясь жалостью к себе и в то же время недоумевая: почему эта женщина одета в белое, тогда как нюень бао, насколько мне было известно, всегда носили черное? Когда я вернусь, надо будет порасспросить об этом Тай Дэя. Если, конечно, вернусь.
Я находился так близко от этой женщины, что, случись мне быть во плоти, мог бы обнять и поцеловать ее. Мне хотелось этого, ведь она так походила на Сари. А не было ли у Сари двоюродной сестры? Дядюшки-то у нее точно были – во всяком случае, один, погибший в Деджагоре. А ее тетушка вполне могла оставаться дома. Ведь в паломничество отправились далеко не все жители деревни.
Женщина в белом взглянула мне прямо в глаза – туда, где должны бы находиться глаза, побледнела и, издав пронзительный вопль, упала без чувств. На ее крик из храма выбежали старцы в цветных одеяниях. Склонившись над женщиной, они пытались привести ее в сознание, одновременно переговариваясь на нюень бао – тарахтели так быстро, что я не мог разобрать ни слова.
Она пришла в себя и, когда ей помогли подняться на ноги, сказала:
– Мне показалось, будто я увидела призрак.
– Наверное, это из-за поста.
Поста? А по фигуре не скажешь, чтобы она недоедала.
Выходит, ей удалось обнаружить мое присутствие. Тут было над чем поразмыслить. Но, так или иначе, задерживаться внизу не имело ни малейшего смысла. Толку от меня все равно не было. В качестве ориентира я воспользовался выходившей из городка дорогой – хотелось верить, что рано или поздно она выведет меня к Таглиосу. А уж оттуда проложить курс на юг будет совсем просто.
И пришел в сознание внутри фургона Одноглазого. Этот хренов коротышка тряс меня за грудки, шлепал по щекам и ворчал что-то вроде: «А ну, поднимай свою задницу».
Открыв глаза, я понял, что нахожусь рядом с Копченым. Рубаха пропиталась потом. Меня била дрожь.
– Что, черт побери, с тобой происходит? – озабоченно спросил колдун.
– Точно не знаю. Думаю, тут не обошлось без Душелова. Как и в тот раз, когда я провалился сквозь время в Деджагор. Только сейчас меня вроде как выдавили между пальцев, словно арбузное семечко, так что я залетел куда-то в дельту. Все осознавал, но поделать ни хрена не мог. В известном смысле это похоже на прогулки с Копченым, только вот со зрением там что-то не так.