На пляже не было ни души.
— Может, сегодня у всех короткий день? — предположила мама.
Нет. Магазины были открыты. Мама плыла по улице с коробкой кошачьего корма и болтала самым веселым, самым звонким голосом.
— Очень странное место, — заметила она. — Кажется, здесь совсем нет детей.
Кружевные занавески по всей улице разом дернулись.
«Кроме клонов», — подумала я и сильно отстала, чтобы сделать вид, будто я вообще не с мамой. Когда на нее находит, она становится хуже Криса. А все из-за Элейн.
Ну и конечно, мама затеяла долгую беседу с продавщицей в магазине одежды — и все о том, что в Кренбери ах как спокойно. Я сразу поняла, что продавщица смутилась — по тому, как она промямлила:
— Ну, понимаете, у нас тут много пенсионеров…
— А детей вообще нет? — спросила мама. — Должны же быть. Вы торгуете детской одеждой.
— На нее почти нет спроса, — призналась продавщица. — Вот только приезжие вроде вас…
Потом мама долго и мучительно объясняла, что мы живем у тетушки Марии. Зря это она. Честное слово, мне кажется, надо окружать себя хоть каким-то ореолом загадочности. А продавщица заинтересовалась, стала сочувствовать, твердила: «Трудно с ней, наверное, да?», и было понятно — это она нас провоцирует. Тогда мама рассказала ей про те времена, когда была жива тетушка Марион, сестра тетушки Марии, и они не разговаривали. Они обе требовали, чтобы мы их навестили, и при этом делали вид, будто другой сестры не существует. Поэтому, когда мы ездили в Кренбери, приходилось пить чай два раза: один раз с тетушкой Марион, другой — с тетушкой Марией. Я вспоминаю об этом с ужасом. На обратном пути меня всегда тошнило. Продавщица засмеялась и сказала:
— Да, она всегда такой была. Последняя история — с мисс Фелпс. Жалко мне мисс Фелпс. Раньше Элейн, подруга вашей тетушки, много помогала мисс Фелпс — вывозила ее погулять на кресле-каталке и вообще, — но я слыхала, с тех пор как у вашей тетушки с мисс Фелпс вышла размолвка, миссис Блэкуэлл приказано больше ничего для нее не делать.
Тут у мамы случился припадок рыцарственности и подвижничества, и она преувеличенно звонко спросила продавщицу, не будет ли мисс Фелпс рада нашему визиту. А продавщица ответила:
— Будет. Она в номере двенадцать живет, точнехонько напротив вас.
Как все-таки трудно, когда у тебя мама — рыцарь и святая подвижница в одном лице. Она забыла юбку в магазине, и мне пришлось возвращаться. Мама вспомнила про нее, только когда мы оказались на другом конце города. Она сказала, что сегодня на редкость славная погода и пусть-ка Элейн сама разбирается с миссис Ктототам, а мы для разнообразия подышим свежим воздухом. Вот мы и тащили кошачий корм по всему пляжу, пока не дошли до бетонного откоса с лодочками. Только там нам повстречались живые люди. Возле лодок возились четверо или пятеро мужчин в больших сапогах.
— Ах! Редкое зрелище — исчезающий вид гомо сапиенс! — сказала мама и крикнула: — Добрый день!
Головы подняли только двое, кивнул только один.
— Медвежий угол! — поморщилась мама.
Я заметила, что она бросила взгляд на камни под Кренберийским утесом и быстро отвернулась.
— Так я и не выяснила, из-за чего поругались тетушка Марион с тетушкой Марией, — заявила она с леденящей душу веселостью. — Интересно, что же ей сказанула мисс Фелпс.
Тут мама вспомнила про юбку. И сначала сказала, пусть за юбкой сбегаю я. Потом увидела мое лицо и смягчилась.
— Это я ее забыла, — сказала она. — Сама схожу. Бери кошачий корм и жди на главной площади. Кажется, я припоминаю, что в этой уютненькой живописненькой дыре было кафе.