Но именно эта банальная истина заставила меня не искать помощи на стороне. Был уверен, что у себя дома мне не найти специализированную службу, руководство которой согласилось бы периодически отправлять своих сотрудников в зону боевых действий. Не стал звонить и в Москву с мольбой о помощи. Знал, что не последует в ответ предложение по альтернативному варианту выполнения обязательств перед клиентами выездного отдела.
Если в начальный период работы филиала у меня были лишь подозрения по поводу финансовой самодостаточности головного банка, то со временем перестал строить какие-либо иллюзии на этот счет. Дело в том, что наш президент, поддавшись на уговоры своего ближайшего окружения, выдал кредит на большую сумму печально известному в России Лернеру, который благополучно и безвозвратно вывез заемные деньги за пределы страны. В отличие от руководителей других крупных банков Москвы, с которыми ему удалось провернуть одновременно такую же аферу, он не смирился с существенной для банка потерей, вступил в неравный бой с аферистами и был застрелен у порога головного офиса.
Окончательно дошло до меня, что вышестоящая организация стоит на грани банкротства, когда мне периодически стали звонить вице-президенты, взывая о помощи в закрытии очередной финансовой бреши. В общем, все говорило о том, что нужно надеяться только на себя и самому искать способы безопасного передвижения по Чеченской Республике, что я и сделал: перестал информировать Шарани по телефону о времени встречи с оперативниками на пограничном посту. Но это нисколько не уменьшило количество неприятностей на дороге. Наоборот, их стало больше. Я вдруг с ужасом обнаружил, что опасность для нас представляют не только потенциальные грабители разных мастей, но и федералы на многочисленных блокпостах. Они не очень считались с сопровождавшими нас чеченскими милиционерами. Останавливали броневик и нарочито долго проверяли документы. Последним это не нравилось, и они открыто проявляли недовольство. Однако без них проверки стали проводиться с еще большей бесцеремонностью. В лучшем случае военные заставляли подолгу стоять в ожидании завершения ими подозрительных переговоров по рации. В худшем не отказывали себе в желании вылить на нас накопившуюся за день агрессию.
А однажды остановили машину не обычным поднятием вверх жезла, а автоматной очередью в воздух. Ударив резко по тормозам, я открыл настежь дверь и с удивлением увидел три ствола, направленных прямо на меня.
Что случилось? сердито спросил старшего в группе, изрядно пьяного.
Еще раз включишь свой матюгальник, прикажу, чтобы долбанули по машине из гранатомета, пригрозил он, имея в виду включенную водителем сирену.
Даже предположить не мог, что работающие спецсигналы броневика могут вызвать такое сильное раздражение. Мне самому не нравилась дурная привычка Али включать их. Но правдой было и то, что в мальчишеской выходке водителя не было ничего криминального. Как бы там ни было, был вынужден клятвенно заверить, что больше так делать не буду. И впоследствии старался держать слово. Медленно подъезжал к блокпосту, останавливал машину даже без требования, вежливо предъявлял документы. Однако опять не угадал. На одном из них во время обмена любезностями с офицером к нам подошел контрактник с банданой на голове, не очень трезвый, и оттого в игривом настроении.
Что деньги везут?
Не знаю, ответил тот, вчитываясь в командировочное удостоверение.
А давай узнаем. Грохнем их, а бабки, если они есть в машине, разделим.
К сожалению, офицера не возмутила наглость контрактника. Он ответил на его предложение снисходительной улыбкой, которая не оставила никаких сомнений, что кто-нибудь когда-нибудь обязательно воспользуется хорошим шансом легко и быстро разбогатеть. Потому был вынужден искать такие пути-дороги, по которым можно было добраться до Грозного, минуя блокпосты федеральных войск, одновременно не попадаясь на глаза боевикам. Принимая пространство и время за условия передвижения, стал менять маршруты и часы выезда. Причем делал это спонтанно, принимая решения на ходу по подсказке внутри меня затаившегося лукавого, страстно желавшего обмануть судьбу.
Но все мои попытки исключить любые встречи на своем пути были тщетны. После долгих блужданий по проселкам все равно оказывался на каком-либо из участков трех действующих трасс, ведущих в столицу Чечни. В конечном итоге остановил выбор на дороге, которую больше всего боялись федералы и местная милиция. Она проходила через пригородный поселок Долинск, прозванный в народе Бермудским треугольником, потому что именно в его окрестностях пропадали люди вместе с машинами и без них. На ней располагался единственный блокпост непосредственно перед въездом в Грозный. Как правило, его охранял вменяемый контингент, и рядом всегда было многолюдно.
Что касается боевиков или их подручных, которых я давно научился отличать от простых обывателей, обнаружил закономерность, которая заключалась в том, что они поздно просыпались после долгих ночных бдений и высыпали на трассу где-то к полудню. Моя задача заключалась в том, чтобы проскочить поселок до вступления ими в «активную» фазу времяпровождения. И если не удавалось по каким-либо не зависящим от меня причинам, приходилось сворачивать на неизвестные мне неприметные поросшие травой от отсутствия постоянного движения дороги. Блуждая по косогорам и буеракам, оттягивал время, чтобы подъехать к злосчастному месту ближе к вечеру, когда вызывавший вполне обоснованные страхи люд, развеяв скуку, разбредался по своим большим и маленьким делам.
Множество рейсов, которые сделал по только мне известному принципу, завершившихся без особых происшествий, окончательно убедили в правильности принятого мной решения.
VIII
В конце маршрута, выбранного в качестве основного, всех въезжающих в Грозный встречала зловещая надпись, которую задолго до командировки в Чечню не раз видел в телевизионных хрониках чеченской войны. Сделанная большими буквами на всю длину стены, выстроенной из стандартных бетонных плит, она «гостеприимно» зазывала непрошеных гостей: «Добро пожаловать в ад!» Долгое время смотрел на нее как на обыкновенную мальчишескую забаву. Одновременно был абсолютно уверен, что злобное предупреждение, скорее всего, появившееся перед самым началом активных боевых действий, не имеет ко мне никакого отношения, так как среди тех, к кому было адресовано, меня не могло быть по определению.
Не причислял себя и к предприимчивой когорте дельцов различной масти, у которых, как только приступили к восстановлению разрушенного, вдруг проснулся повышенный интерес к воюющему региону. То, что случилось в Чечне, казалось трагической ошибкой, которая произошла, и ничего с этим уже невозможно было поделать. Разве что постараться внести хоть какую-то лепту в смягчение страданий, которые выпали на долю мирных жителей мятежной республики.
Но со временем с большим сожалением обнаружил, что надпись начала действовать на меня с какой-то завораживающей силой. Каждый раз, покуда не оставалась позади бетонная стена, по чьей-то неведомой воле стал читать ее, не переставая, будто заучивая наизусть, хотя запоминать было нечего. И никак не мог уяснить для себя, почему она вдруг стала так сильно беспокоить меня.
А однажды обнаружил, что на вновь образованном за бетонными плитами кладбище стремительно выросло количество черных холмиков. Могилы прямоугольной формы были уложены на взгорье с поразительным соблюдением пространственных отношений и форм. Создавалось впечатление, что кто-то тщательно экономит площадь. И мрачная по трагизму картина пробудило в душе ощущения чего-то страшного и непоправимого, которое обязательно должно случиться со мной.