Мысль увидеть Оберна в белой парче заставила Ясенку печально покачать головой. По крайней мере, вся эта суета отвлекала королеву – равно как и Харуза с Оберном – от мыслей о ее собственном замужестве.
Сведения Эйфер о цвете церемониальных одежд оказались верными, и, отослав замковую швею, горничная сама взялась за кройку и шитье белого бархатного платья для Ясенки. Вскоре гостиная заполнилась рисунками платьев других дам, обрезками кружев и лоскутами бархата.
Даже Ясенка, которая полюбила удобство и роскошь ренделских одежд, но мало понимала в моде, признала талант Эйфер. Юбка была со смелым разрезом, открывавшим нижнее платье со вставкой из белой парчи, вышитой тонким золотым и голубым узором. Расшитая парча виднелась также в разрезах рукавов и вокруг шеи, а подушечка, на которой Ясенке предстояло нести кольца, была из той же ткани.
– О, когда я закончу, вы будете куда красивее невесты! – с воодушевлением воскликнула Эйфер.
– Я буду похожа на призрак, – ответила Ясенка. – Я слишком бледная для чисто‑белого цвета.
– Как и большинство дам, включая невесту. Говорят, сейчас у нее очень больной вид.
Ясенке пришлось прикусить губу.
– Эйфер!
– Да, миледи, – послушно отозвалась девушка, но глаза ее сверкали, и Ясенка понимала, что через некоторое время она отпустит очередное замечание, от которого Ясенка забудет о приличиях и согнется пополам от смеха.
Предсвадебная суматоха дала ей желанную передышку, хотя здесь, вне стен ее уютного недавнего убежища, за каждым углом таилась опасность. К тому же это сблизило девушек.
В замке Нового Волда Снолли‑Мореход задумчиво смотрел на гонца в одежде цветов вдовствующей королевы, стоявшего перед ним.
– Отдай послание Касаи, – сказал он, указывая на маленького человечка, сидевшего поблизости; на шее человечка висел на грубой веревке небольшой барабан. – Это мой верный советник. К тому же он читает по‑вашему лучше меня.
Касаи взял сложенное письмо, вежливо поклонился, прижал его ко лбу, развернул и начал читать.
– Сначала обычные цветистые приветствия, – сказал он вождю на их языке. – А, вот и до дела дошло. Оберн, как пишет ее величество, жив и здоров, раны его зажили, и он готов ехать домой. – Он глянул на Снолли, затем на гонца, который вежливо делал вид, что не слышит ничего. – Она говорит, что знает – эта весть нас обрадует, потому как мы, дескать, считали, что Оберн давно помер, – продолжил он. – Нам придется подождать и приехать за ним через пару недель, потому что ожидается свадьба.
– Принца?
– О нет, похоже, что тот педе… то есть тот милый молодой человек – уже король. И он женится, а Оберн будет участвовать в церемонии. Это должно улучшить расположение духа Оберна, если он думает о короле то же, что и мы. Весьма почетно, – добавил он специально для гонца.
Гонец машинально кивнул, и Снолли чуть не расхохотался. Видать, столичный гадюшник прислал гонцом того, кто говорит на торговом наречии, весьма близком к языку Морских Бродяг.
– Королева просит прощения, если ты обижен на то, что она не пригласила тебя лично, но ехать отсюда туда далеко, а все знамения говорят, что жениться надо прямо сейчас, – хрюкнул Касаи. – Небось, невеста на сносях. Королева пишет, что не сможет встретиться с тобой наедине, пока не закончатся торжества, но позже готова обсудить условия союза между нашими народами. Можешь взять с собой любую свиту. Тут еще много чего написано, но это опять всякие вежливости.
Снолли кивнул, затем повернулся к гонцу:
– Когда вернешься, поблагодари королеву за добрые вести. Скажи, что мы так рады тому, что Оберн жив‑здоров, что никаких обид на нее не держим.