Воины Безумного Бога ринулись вверх, густо облепив ванты.
Тем временем щель между бортами кораблей стала увеличиваться.
Д'Аверк прыгнул первым и угодил в путаницу оснастки под черным парусом. Ухватившись одной рукой за канат, он раскачивался над палубой, рискуя сорваться и разбиться насмерть.
Оладан не прыгнул, а, последовав примеру Хокмуна, перелетел на свисающем с мачты канате. Но силы оставили его: выпустив канат из рук, он растянулся на палубе и остался лежать неподвижно.
Несколько хохочущих безумцев помчались вдогонку за врагами, и некоторым из них удалось перебраться на палубу своего корабля. Они дружно набросились на Хокмуна, по-видимому, сочтя Оладана мертвым.
Герцог Кельнский едва успевал отражать сыплющиеся градом удары. Вскоре лезвие сабли рассекло ему руку, другая сабля сквозь прорезь в забрале ужалила в лицо. Но неожиданно он получил помощь: кто-то спрыгнул с мачты в гущу обнаженных маньяков, хохоча так же безумно, как и они.
Это был д'Аверк в маске кабана и доспехах, забрызганных вражеской кровью. А с тыла на воинов Безумного Бога с боевым кличем горцев обрушился Оладан.
Через несколько минут на палубе не осталось живых московитов. Последние безумцы со смехом падали в воду с "Улыбающейся девушки" и пытались вплавь добраться до своего корабля.
Хокмун посмотрел на торговое судно. Большая часть экипажа каким-то чудом уцелела - в последний момент матросы залезли на бизань-мачту.
Д'Аверк бросился к штурвалу. Корабль Безумного Бога стал разворачиваться, обрывая абордажные канаты и удаляясь от барахтающихся в воде московитов.
- Отлично, - сказал Оладан, тяжело дыша. Сунув меч в ножны, он осмотрел свои раны. - Похоже, мы легко отделались. К тому же, добыли неплохой корабль.
Д'Аверк умело разворачивал судно, направляя его бушпритом на север. Вскоре черный парус наполнился ветром, и корабль понесся по волнам, оставив за кормой плывущих безумцев. Даже захлебываясь и уходя на дно, они продолжали хохотать.
Хокмун и Оладан помогли д'Аверку закрепить штурвал и занялись осмотром судна. Трюмы его ломились от сокровищ, награбленных, по-видимому, на десятках мирных кораблей. Но кроме сокровищ, там хватало всякого хлама: сломанное оружие, негодные плотницкие инструменты, рваное тряпье. Там и сям валялись полуразложившиеся трупы, некоторые - с отрубленными конечностями.
Новые владельцы корабля решили первым делом избавиться от трупов. Завернутые в тряпье, мертвецы летели за борт; туда же отправлялись узелки с конечностями. Эта неприятная процедура заняла много времени, потому что некоторых покойников приходилось выкапывать из-под беспорядочно сваленных в трюмы вещей.
Внезапно Оладан застыл на месте, устремив взгляд на мумифицированную кисть человеческой руки. Нерешительно подняв ее, он рассмотрел кольцо на мизинце и позвал Хокмуна:
- Герцог Дориан!
- Что это? Не надо снимать. Выброси.
- Нет, вы посмотрите, какой странный узор...
Хокмун неохотно подошел - и закричал, узнав кольцо.
- Нет! Не может быть!
Кольцо принадлежало Иссольде. Граф Брасс надел его на палец дочери в день ее помолвки с Хокмуном.
Потрясенный, Хокмун взял у маленького горца высохшую кисть.
- Что это? - прошептал Оладан. - Что вас так испугало?
- Это ее рука. Иссольды.
- Но как она оказалась в открытом море, в сотнях и сотнях миль от Камарга? Нет, герцог Дориан, это невозможно.
- Это ее кольцо. - У Хокмуна вдруг отлегло от сердца. - Но рука чужая. Видишь, кольцо едва налезло на мизинец? А граф Брасс надевал его Иссольде на средний палец, и то оно оказалось велико... Это рука вора. Он снял с пальца кольцо и отшвырнул кисть. - Наверное, он побывал в Камарге и украл там кольцо. Как иначе это объяснить?
- Может быть, она путешествовала? - предположил Оладан. - Искала вас?
- Чтобы она сделала такую глупость? Впрочем, всякое бывает.