Примерно через час после отъезда Борис Алексеевич прибыл в УВД, где в его кабинете следственно-оперативная группа уже с понятыми описывала всю ночь содержимое этого рюкзака. А на следующий день утром сам Жуков передал всё, находившееся в нём несметное богатство, в руки московского генерала, который поблагодарил его и в сопровождении оперативников МУРа отбыл на самолёте в Москву. Сразу с собой они забрали и Бориса Никонова, прощанию которого с Воронежем предшествовал очередной акт агрессии.
По словам бывшего заместителя начальника ОУР УВД Воронежской области Ивана Яковлевича Пирожкова, как-то в адрес присутствовавшего на допросе Жукова Борис зло выпалил: «Я с Вами ещё встречусь!» «Где же и когда?» спросил, недоумевая, комиссар. «Как где на квартире», просветил Борис непонятливого генерала. «Так ты у меня в квартире ничего, кроме френча, не возьмёшь», ухмыльнулся Жуков. «А мне он и не нужен, сказал Никонов, у Вас холодильник есть есть, так возьму его. И вы здесь все, как мухи, передохните!..»
Но обрушенный на комиссара гнев ни сам Борис, ни постоянно выгораживавший его Сергей так и не облачили в действие. А теперь, когда «иных уж нет, а те далече», тем более мстить бессмысленно.
Братья по ненависти
Существует ли воровская дружба? Кто-то скажет «да», а я в этом, например, сомневаюсь. Ведь дружба только тогда прекрасное состояние души, когда она не зиждется на деньгах и корысти и не замешана на совместных криминальных делах. Поэтому братья Никоновы фактически между собой не дружили, хоть и имели одних родителей, хоть и соприкасались порой на воровской почве. Ибо каждый, особенно во время последовавших за ойстраховской кражами, жил сам по себе и отвечал только за своё.
Хотя материалы этого уголовного дела отмечают, что 16 мая 1969 года, когда Москва вела следствие, Сергей Никонов вдруг основную вину взял на себя. Мол, его брат в квартире не был, и идея совершения кражи принадлежит лично ему. Мол, с августа 1968 года он постоянно наблюдал за квартирой, адрес которой увидел в телефонной книжке своего отца. Мол, в отсутствии Ойстраха снял слепки ключей входной двери, по каким самостоятельно изготовил дубликаты. Мол, придя с крадеными вещами домой, он передал их своему, находившемуся в Москве, брату, которого и попросил увезти похищенное в Воронеж и там спрятать.
Однако те показания были по-юношески наивны и безосновательны. Видимо, отнюдь не любовь к брату рождала их, а скорее боязнь расправы его стороны. (Да оно и понятно: и мать, и отец, и тётки боялись Бориса.) А значит, очевидно, что в период оперативной работы, проводившейся в отношении Бориса, он постоянно курсировал между Москвой и Воронежем далеко не с целью руководства преступными действиями Сергея и помощи ему советами, как резюмировало московское следствие, а для оказания на него психологического, а то и физического давления.
Еще в 59-м Борис, как уже оформившийся уголовник, старался подчинить своей воле пока несмышлёного девятилетнего Сергея. Тогда он, вскрыв квартиру одного воронежского генерала, заставил младшего брата выносить с ним тяжёлые персидские ковры. И хотя возбуждённое тогда дело из-за недостатка улик закрыли, столь домостроевский способ приобщения к воровскому ремеслу оперативникам запомнился надолго.
Воровская наука, которой своим примером учил его Борис, шла ему «впрок». Так, в 60-ом году Никонов-старший, попав в воронежский следственный изолятор за совершение трёх квартирных краж, вполне правдоподобно играет роль ненормального, почему и оказывается в «Орловке». А спустя 16 лет, уже зрелый Сергей повторяет «спектакль» своего брата на скамье подсудимых народного суда Советского района Воронежа (туда он попал в 1976 году за 16 эпизодов квартирных краж в Воронеже и Смоленске). Правда, роль в этом спектакле оказалась неудачной психиатрическая экспертиза подтвердила, что Сергей симулянт.
Вообще, симулировать невменяемость пробуют многие уголовники. Но у Никоновых это получалось особенно красочно. «Вы кровопийцы! Вам моя кровь нужна Не получите!», твердил постоянно Борис на следствии как по делу о краже из квартиры Ойстраха (в кабинете Б. А. Жукова), так и по другим делам. «Меня преследуют менты. Я пробовал пить свою кровь, но она оказалась отравленной», заявлял Сергей, пытаясь «косить под дурачка». А в итоге каждого, в зависимости от актерских способностей, психофизического состояния (Сергей употреблял наркотики) и родственных симпатий тётушки, судьи оценивали по-разному.
Если матёрый уголовник Борис отбыл в местах заключения только десять лет, то Сергей, который моложе своего брата аж на 19, отсидел почти вдвое больше, да ещё был признан особо опасным рецидивистом. Если к старшему относились со снисхождением из-за того, что его дядька состоял на учёте в психдиспансере, то оправдывать душевными болезнями родственников преступления младшего почему-то никто не хотел.
Только ненависть и больше ничего испытывали к милиции братья Никоновы. Борис, пожалуй, за лишение ею добытых им богатств, а Сергей, скорее всего, из-за отнятой у него тюрьмой свободы.
Признательность скрипача
Если же проводить параллель с мифом о Минотавре, то здесь всё предельно ясно. Минотавра в обличии братьев Никоновых просто не могли не победить Тезей с Ариадной в лице московских и воронежских сыщиков, сделав это, несомненно, очень грамотно и профессионально. Досадно лишь одно: слишком уж возгордились москвичи своей победой, которую почему-то на равных не пожелали разделить с воронежцами
Ветераны воронежской милиции вспоминали о том, что в то время Москва придавала большое значение успешному раскрытию ойстраховской кражи. Но министерское начальство постоянно говорило о заслугах МУРа и почти не упоминало о наших оперативниках.
И всё-таки, несмотря нехватавшую объективность, воронежцы на москвичей не в обиде. Ведь практически все основные участники этой операции получили от МВД памятные подарки. А знаменитый скрипач Давид Ойстрах во многом благодаря воронежским сотрудникам до конца своих дней каждый год выступал на кремлёвских концертах, посвящённых Дню милиции. Выступал, выражая тем свою великую признательность всем стражам порядка.
Обратная связь
ЧП в Юдино
Объехавший почти весь Россошанский район начальник воронежского уголовного розыска Александр Андреевич Колесниченко едва переступил порог райотдела, умылся, вошёл в кабинет и только разложил на столе домашнюю неприхотливую снедь, которую заботливо собрала ему жена, как вдруг раздался пронзительный телефонный звонок. Ещё не успев передохнуть от дневной «гонки», Александр Андреевич опрометью ринулся к телефону, словно предчувствуя важность этого звонка.
И в самом деле, он был очень важным. Звонил его зам Геннадий Яковлевич Шапорев, обстоятельный, деловой человек, который никогда не стал бы беспокоить по пустякам.
Александр Андреевич, приветствую Вас, прозвучал в трубке зычный бас коллеги Колесниченко. Извините, что звоню уже в конце дня
Не тяни, говори, что случилось, буркнул не терпящий многословия начальник.
Да ЧП в Юдино. вымолвил Шапорев. Там в доме нашли мужика с женой убитыми. Как всё было не знаю. Но, вроде, говорят, что они промеж собой плохо жили Какое будем принимать решение?
Ладно, коли так пусть меня ждут, ответил Колесниченко. Сейчас выезжаю
Разные версии
Дорога от Россоши до Подгорного (а именно с этом районе Воронежской области находится село Юдино) имеет протяженность всего двадцать пять километров. Но дело было ранней весной, когда ещё не сошёл снег, и местами засыпанная им трасса не давала машине хорошего разгона. Возможно поэтому и Колесниченко, по своей широкой натуре любивший быструю езду (как всякий разухабистый казак с Кубани, где он родился и вырос), впал в ещё большее уныние от такой и без того малоприятной поездки.