– Не только твоего, Алекс… Я не могу описать это, не могу объяснить своих чувств, но я ощущал, как что‑то приближается из‑за гор. Что‑то, несоизмеримое даже с помощью проклятий, равных которым не сможет сотворить ни один некромант. Будто бы это было само Зло…
Взгляд Алекса был красноречивее слов. В его глазах Агрон видел, что и ему знакомо это ощущение приближающейся вражеской темной силы. Нет, не приближающейся – идущей по его городам, испепеляющей родных и близких. Ощущение тьмы, прошедшей по твоей могиле…
– И ты тоже уверен, что это не просто сон? – спросил Алекс.
– Это знамение, я уверен в этом, иначе не отправился бы в Туманные горы на поиски первого из Свитков.
– Я вышел из Магадэна спустя три месяца после того, как увидел этот сон впервые. Примерно столько же я уже в дороге и за это время успел пересечь Туманные горы и оказаться здесь, сбившись с пути на несколько сотен верст. Эти места, как я понял, называются Орочьими степями? И, наверное, они называются так потому, что здесь живут орки?
– Да… Это наши земли.
– И ты – орк и, значит, живешь где‑то поблизости?
– У орков нет крова, – ответил Агрон. – У нас есть лишь наши земли, бескрайние степи, которые мы привыкли называть домом. Я живу не где‑то поблизости, я живу здесь, в степях. Сегодня здесь, а завтра близ Эльфийских лесов.
– Я не могу понять одного, Агрон, почему, увидев пророческий сон полгода назад, ты лишь сейчас двинулся к Туманным горам?
– На то были причины, Алекс… – вздохнув, ответил Агрон. – И если хочешь, я расскажу тебе о них. Но не сейчас… Теперь я слишком измотан, чтобы идти дальше, так что, если ты не против, давай сделаем привал, отдохнем и подкрепимся. Нескольких часов отдыха и пары кусков горячей пиши мне будет достаточно, чтобы продолжать путь…
Солнце медленно клонилось к закату, и белая шапка вершины Снежной горы казалась кроваво‑красной в отблесках заходящего солнца. Туман, окутывавший горы, тоже превратился из молочно‑белого в ярко‑алый. Желтая степь окрасилась в оранжевые тона, и Агрон любовался игрой света на лезвии своего топора – зрелищем, которое он видел сотни раз, но так и не научился принимать как нечто обыденное.
– Мой отец говорил, что, когда лучи заходящего солнца падают на лезвие твоего оружия, в его отблесках можно увидеть души тех, чья кровь омывала этот металл. Мы не верим в другой мир, подобно эльфам или гномам. Мы не верим в то, что души умерших отправляются на небеса, чтобы предстать перед очами Арктара… Мы убеждены, что души умерших продолжают жить среди нас. Они постоянно следуют за нами и помогают нам, наставляя на истинный путь, а могут и спасти жизнь в бою. Но только души тех, кто умер своей смертью, от старости или покончил жизнь самоубийством, не желая мириться с подступающей слабостью. Души же тех, кто погиб от топора или меча, навсегда остаются на острие этого оружия, увеличивая его силу и мощь.
– И много душ на твоем топоре? – спросил Алекс, впиваясь зубами в мясо подстреленного им кролика.
– Достаточно… Топор принадлежал еще моему деду, и на нем кровь сотен врагов. Этим топором убил себя и мой отец, и потому его душа будет со мной до тех пор, пока лезвие способно разить.
– Убил себя? Мы, люди, верим, что душам самоубийц не будет счастья в загробном мире, что Арктар не приблизит их к себе, а, наоборот, обречет на жалкое существование у подножия его трона.
– То‑то и оно, что мы не верим, что вообще сумеем приблизиться к трону Арктара. Он давно забыл о созданном им мире и ушел куда‑то далеко за его пределы.
– Давай не спорить о религии! – предложил Алекс.