Остановившись на светофоре, Андрей бездумно рассматривал вальяжных пешеходов, одетых, как это часто случается в глухой провинции, очень разношёрстно и небрежно. Отвернувшись от невысокой выбеленной блондинки, едва не падающей с пятнадцатисантиметровых шпилек, поймал взгляд стоящего на обочине полицейского. Нахмурился, изучая высокую шарообразную фигуру. Лицо толстяка выглядело смутно знакомым, но память буксовала, отказываясь помогать. Зато его явно опознали: обрадовавшись, что замечен, мужчина яростно закивал, сложил ладонь уточкой и поднёс ко рту, двигая «клювом» предлагая поговорить.
Андрей удивился, но кивнул, махнул рукой в сторону ближайшего поворота и тронулся. За углом остановился, заглушил мотор и вышел из машины. Поморщился пришлось припарковаться напротив пирожковой, окружённой тяжёлым духом пережаренного растительного масла. Стоило бы протянуть вперёд и покинуть пределы неприятной «ауры», но ладно. Потерпит.
Из-за поворота гигантским колобком выкатился полицейский. Замер на секунду, выискивая его глазами, и рванулся вперёд, разметая по сторонам встречных прохожих. Выглядел он почти так же, как американские гамбургерные толстяки, которыми так пестрит сеть. Наверное, поэтому и не получалось вспомнить имя: в прежние годы у Андрея среди знакомых не было настолько полных людей.
Здорово, Андрюха! Как дела?
В руку шлёпнулась мягкая и влажная, как тесто, ладонь. Он осторожно пожал её и нерешительно ответил:
Здорово. Всё отлично. Сам не жалуюсь и другим не советую.
Что, не узнаёшь? захохотал собеседник, приподнимая фуражку и приглаживая коротко стриженный «ёжик», на плоском, как доска, затылке, переходящем в шею без малейших изгибов. Этот почти правильный квадратный череп и активизировал память Андрея:
Толя?! Ну ты
Он запнулся, обрывая недосказанную фразу, но бывший коллега понятливо закончил:
Да, разнесло меня. Надо брать себя в руки и заниматься спортом, но каждый раз, когда я собираюсь это сделать, происходит какая-нибудь гадость.
И что за гадость произошла сейчас? едко поинтересовался Андрей.
Сейчас?
Борисов трагически-протяжно вздохнул и снова потёр затылок. Выглядел он при этом таким озадаченным, как будто перебирал в мыслях немаленький список висяков и не знал, с какого начать. Заинтриговал. Раньше запутанных дел староберезанские следователи не вели: в городе с населением меньше двадцати тысяч жителей серьёзные происшествия случаются редко. Пьяные драки, мелкое воровство, хулиганство В крайнем случае, бытовые убийства. Да, к местному отделению приписаны и окружные сёла, но и там картина похожая. Разве что козу украдут или подерутся. Всё просто и понятно.
Но по тяжкому вздоху бывшего коллеги и тоскливому взгляду на зажатую подмышкой чёрную кожаную папку, стало ясно: дело не в опостылевшей рутине. Случилось что-то по-настоящему серьёзное.
Так. И что произошло?
Может, зайдём в «Анжелику», попьём кофейку? мотнув головой в сторону пирожковой, предложил Борисов. Я не завтракал сегодня.
Да ну! Андрей брезгливо скривился. Предлагаешь поностальгировать за синим пластиковым столом, с кружкой паршивого пойла, под аромат пережаренного масла? Нет уж, Толя! Завтрак ты отдашь врагу. Вместо ужина. А кофе я тебе налью. Забирайся в машину.
Сноб ты, Горяев, пробурчал Борисов, открывая дверцу автомобиля. И как тебя только жена терпит, а?
А она и не терпит, устраиваясь за рулём, захохотал Андрей, искренне развеселённый репликой Борисова. Это я её терплю!
Ну-ну.
Толян завозился, усаживаясь поудобнее и настраивая под себя пассажирское сиденье. Обычно впереди ездил худенький десятилетний Артём, поэтому раздобревшему следаку пришлось попотеть, отодвигая кресло подальше и подстраивая пространство под свои массивные, несдвигающиеся колени.
Дождавшись, пока Субару перестанет раскачиваться, как утлая лодчонка в шторм, Андрей вытащил из бардачка термос, открутил чашки, поставил их на импровизированный столик между сиденьями и разлил кофе.
Так что ты хотел? протягивая Борисову тёплый ещё напиток, спросил он. Что, кстати, у вас случилось? Если не секрет?
Не секрет, полицейский отложил папку на приборную панель и взял чашку. Я поэтому тебя и остановил. Моральная поддержка нужна.
В каком смысле? Если что, я держу за тебя кулаки!
Да ну тебя. Остряк. Борисов громко отхлебнул из кружки. Вкусно, спасибо. Бабку у вас там убили неделю назад. Топором порубили. Ты к родителям едешь? Да? Может, поговоришь с людьми? С нами местные на контакт не идут. Никто ничего не видел, никто ничего не знает.
Андрей молчал, не зная, что сказать. В Талках ни в Малой, ни в Великой никогда ничего не происходило. Разве только напьётся какой-нибудь работяга и решит погонять жену по улице. Или молодняк, среди ночи, устроит дискотеку на всё село. Но такие инциденты решались самостоятельно и до полиции не доходили. Убийство, на его памяти, случилось единожды. Около двадцати лет назад, вернувшийся из тюрьмы сын зарезал старушку-мать, потому что та «достала его своей болтовнёй».
А кого убили-то? Давно? Странно, звонил вчера родителям, и слова не сказали.
А они вообще Сельчане, пояснил Борисов, заметив вопросительный взгляд. Неохотно о ней говорят. Говорю же: никто ничего не знает, никто ничего не видел. Кузнецова. Слышал?
Редкая фамилия, сыронизировал Андрей. Сказал бы ещё Иванова точно вспомнил бы.
Анастасия Андреевна она. Такая по-любому одна. Село у вас маленькое, должен знать.
В памяти шевельнулась слабая, до конца не сформировавшаяся догадка. Андрей сморщил лоб гармошкой, тщетно пытаясь ухватиться за ускользающую нить воспоминания, но после полуминутных бесполезных усилий отрицательно покачал головой:
Толь, да не тяни ты кота за шурундулы. Думаешь, я всех старух по именам знаю? Приметы какие-нибудь скажи. Номер дома, в конце-то концов!
Вот и ты не знаешь, задумчиво пробормотал Борисов, уставившись перед собой расфокусированным взглядом. Сказать, что самое смешное? К кому ни подойдёшь, все как один: «Кузнецова? Анастасия Андреевна? А это кто?» Начинаешь объяснять и слышишь: «А, Баба-Яга! Но мы с ней не общаемся. И ничего не знаем!» Вот и что это всё значит, а? Ты-то хоть мне скажешь, Андрюх?
Баба-Яга, говоришь от такой новости Андрей вздрогнул как от удара током. Воспоминания, порядком выцветшие, налились красками словно освещённые мощной лампочкой. Обессиленный нахлынувшими по-детски яркими эмоциями, он откинулся на сиденье и, на секунду, прикрыл глаза. Убили всё-таки Вот как. И сколько же ей лет было? У неё хоть документы-то есть? Если верить местным байкам, она дряхлее динозавров.
Эй, так же нечестно! искренне возмутился Борисов, вскидывая пухлые руки в защитном жесте. Это я, вообще-то, спрашиваю, не ты! Что это за «всё-таки убили», а?
Андрей тяжело вздохнул, потянулся к бардачку и, поворошив валяющиеся там карты автомобильных дорог, одноразовые салфетки и ручки, выудил пачку вишнёвого Captain Black.
Эх, а ведь слово себе давал никогда, ни за что! Что за день такой нервный?
Толя, не бузи, прикурив сигарету и выпуская из ноздрей две дымные струи, посоветовал он. Во-первых, ты ещё ни о чём и не спрашивал. Только рассказывал. Я первый успел. Во-вторых, ты, как я понял, будешь совсем не против, если я разузнаю для тебя что-то интересное? Вот и делись информацией. Не жадничай. Я, можно сказать, от любопытства помираю Смерти моей хочешь? Так сколько ей лет-то?
Вообще-то, предлагая помощь, Андрей порядком лукавил: он бы и сам, безо всяких резолюций Борисова, взялся за это дело. Есть интерес. Но лучше, конечно же, заняться расследованием с благословения полиции тогда и помощи можно будет попросить, и ответы получить на возникающие вопросы.