Раздался вежливый ответ:
Подлейшая из незаконнорожденных гиен! Отец семнадцати щенят! Продавец свиной требухи!
И затем финальная реплика, растянутым, медленным голосом, но истекающая всем ядом Востока:
Эй! У твоей тетки с материнской стороны не было носа, о ты, брат шаловливой сестры!
Затем физическое нападение, обмен ударами, кулаки машут, как цепы, пока ухмыляющийся, плюющийся полицейский в малиновом тюрбане не разнимет участников сражения и не шлепнет их с веселой, демократичной беспристрастностью.
Hai! Hai! Hai! засмеялись зрители.
Hai! Hai! Hayah! Hai! засмеялся Багдадский Вор; и в следующий момент, когда пузатый, седобородый ростовщик остановился у фонтана и нагнулся, чтобы отхлебнуть глоток воды, сложив руки, проворные пальцы Ахмеда опустились, сплелись, немного потянули и вылезли с тугим кошельком.
Еще одно незаметное движение проворных коричневых пальцев; пока тело Ахмеда лежало неподвижно и пока глаза оставались невинными, как у ребенка, кошелек шлепнулся в мешковатые штаны из фиолетового шелка с серебристыми вставками, которые были собраны у лодыжек и которые вор приобрел только прошлой ночью не заплатив за них на базаре Персидских Ткачей.
Минуту за минутой он лежал там, смеясь, наблюдая, обмениваясь шутками с людьми в толпе; и многие из тех, кто останавливался у фонтана, чтобы попить или посплетничать, оставляли добычу в широких штанах Ахмеда.
Среди этой добычи были такие вещи, как: изящный платок, звенящий чеканным серебром и украденный из шерстяных складок бурнуса неповоротливого, задиристого, угрюмого татарина; звенящий пояс, украшенный рубинами и лунным камнем, с талии одной из любимейших черкесских рабынь халифа, которая шла по площади мимо фонтана в сопровождении дюжины вооруженных евнухов; кольцо из мягкого, чеканного золота, украшенное огромным сапфиром, с окрашенного хной большого пальца посещающего Стамбул франта, которому Ахмед, чтобы чужестранец не запачкал свое парчовое одеяние, помог попить воды, за что его изысканно отблагодарили:
Пусть Аллах вознаградит тебя за твою доброту!
Но гораздо более существенной наградой стало вышеупомянутое кольцо.
Ахмед уже хотел прекращать работу, когда с базара Торговцев Красного Моря вышел богатый купец, Таджи Хан, хорошо известный по всему Багдаду из-за его богатства и экстравагантности экстравагантности, необходимо добавить, которую он сосредоточил на своей собственной персоне и на наслаждении своими пятью чувствами; процветания он достиг с помощью чрезвычайной нужды, от которой страдали бедные и убогие, одалживая деньги по завышенным ставкам, беря в залог коров и нерожденных телят.
Он шагал жеманно, над его злым, скрючившимся, старым лицом смехотворно возвышался кокетливый тюрбан светло-вишневого цвета, его скудная борода была окрашена в синий цвет краской индиго, его острые ногти были вызолочены на щегольской манер, его худое тело было укрыто зеленым шелком, и он держал в костлявой правой руке большой букет лилий, который то и дело нюхал.
Ахмед все это видел, и все это ему не нравилось. Более того, он увидел высовывающийся из-за поясного платка Таджи Хана округлый вышитый кошелек. Толстый кошелек! Богатый, набитый кошелек! Кошелек, перемещение которого было бы одновременно и правильно, и нечестиво!
Мой во имя щетины красной свиньи! подумал Ахмед, когда Таджи Хан проходил мимо фонтана. Мой или не смеяться мне больше никогда!
Его рука уже опустилась. Его проворные пальцы уже изогнулись, как знак вопроса. Кошелек уже легко скользил из-за поясного платка Таджи Хана, когда позвольте вам напомнить, что Ахмед распластался на животе, а его голую спину согревало солнце, назойливый москит приземлился на его плечо и больно его укусил.
Он пошевелился, изогнулся.
Его тонкие и длинные пальцы соскользнули и дернулись.
Таджи-хан, почувствовав рывок, посмотрел и увидел свой кошелек в руках Ахмеда.
Вор! Вор! Вор! закричал он, цепляясь за Ахмеда и не выпуская кошелек. Отдай его мне!
Нет! Нет! возражал Ахмед, потянув кошелек и быстро перебросив его в левую руку. Это мой собственный кошелек! Я не вор! Я честный человек! Это ты, ты сам вор! И, обращаясь к людям, которые начали собираться в толпу, он продолжал гневно, с выражением поруганной невиновности: Посмотрите на Таджи Хана! Этого угнетателя вдов и сирот! Этого идолопоклонника нечестивых богов и собирателя огромных процентов! Он обвиняет меня меня в том, что я вор!
Ты и есть вор! взревел купец. Ты украл мой кошелек!
Это мой кошелек!
Нет, мой О отец дурного запаха!
Козел! раздался ответ Ахмеда. Козел с запахом похуже козлиного! Злоупотребляющий солью! И он спрыгнул с выступа, встретившись с врагом лицом к лицу.
Стоя там, в ярком, желтом солнечном свете, балансируя на голых пятках, готовый либо драться, либо бороться, в зависимости от случая, он представлял собой прекрасное зрелище: скорее низкий, чем высокий, но с идеальными пропорциями, от узких ног до кудрявой головы, с прекрасными, широкими грудью и плечами и крепкими мышцами, переливавшимися, как проточная вода. Там не было вашей неуклюжей, вялой, перекормленной нордической плоти, напоминающей жирный, розово-белый сальный пудинг; это было гладкое, безволосое тело, наделенное силой мужчины и грацией женщины. Лицо было чисто выбритым, за исключением дерзких маленьких усиков, которые дрожали от хорошо разыгранного гнева, когда он осыпал оскорблениями заикающегося от ярости Таджи Хана.
Толпа смеялась и аплодировала так как у Таджи Хана было немного друзей в Багдаде, пока в конце концов гигантский, чернобородый капитан стражи не проложил себе путь сквозь толпу.
Тише, вы оба, боевые петухи, угрожающе прогремел он. Это Багдад, город халифа, где вешают мужчин в цепях на воротах Львов за слишком громкий крик на рыночной площади. А теперь тише, тише в чем проблема?
Он взял мой кошелек, о защитник справедливости! причитал Таджи Хан.
Кошелек никогда не принадлежал ему, утверждал Ахмед, смело демонстрируя обсуждаемую вещь и высоко ее поднимая. Это самая драгоценная реликвия, завещанная мне моим покойным отцом да пребудет его душа в Раю!
Ложь! воскликнул второй.
Правда! настаивал Ахмед.
Ложь! Ложь! Ложь! Голос купца достиг безумной высоты.
Тише, тише! предупредил капитан и продолжил: Есть только один способ разрешить это дело. Кто бы ни владел этим кошельком, ему известно его содержимое.
Мудрый человек! заметила толпа.
Мудрый, как Соломон, царь Иудейский!
Капитан дозора беззастенчиво принял лесть. Он выставил свою огромную бороду, как таран; поднял волосатые, жилистые руки.
Я воистину мудр, спокойно признал он. Пусть тот, чей это кошелек, скажет, что в нем. А теперь, Таджи Хан, так как вы утверждаете, что это ваш кошелек, полагаю, вы скажете мне, что его содержимое это
С удовольствием! Легко! Без труда! раздался ответ торжествующего купца. В моем кошельке три золотых томана из Персии, один сколот с края; яркий, резной, серебряный меджиди из Стамбула; восемнадцать разных золотых монеток из Бухары, Хивы и Самарканда; кандарин в форме башмака из Пекина; горсть мелких монет из земли франков да будут прокляты все неверующие! Дайте мне кошелек! Он мой!
Секундочку, сказал капитан. Он повернулся к Ахмеду: Теперь скажите вы, что находится в кошельке.
Что ж, сказал Багдадский Вор. Он пуст. В нем совсем ничего нет, о великий владыка! И открыв кошелек и вывернув его наизнанку: Вот доказательство! Но он держал свою правую ногу очень ровно, чтобы украденные деньги, которые он опустил в мешковатые штаны, не гремели об остальную добычу, тем самым не выдав его.