Собственная квартира может помочь мне, когда я буду ходатайствовать перед Ландри. Это покажет, что я теперь независима. Даже если за эту независимость мне предстоит бороться.
Котенок хочет на пол, и я отпускаю его в гостиной. Он бредет по квартире, плача о том, что оставил там, внизу. Мне становится до боли жалко его, когда я смотрю, как он тычется по углам в поисках выхода. Ищет, как попасть домой. К матери и братьям с сестрами.
Со своей черно-оранжевой пятнистой шкуркой он походит на шмеля или на что-то, оставшееся после Хеллоуина.
Как же нам тебя назвать?
Я знаю, что, скорее всего, ему придется провести без имени несколько дней, пока я буду размышлять. Я очень серьезно подхожу к выбору имен. Когда я в последний раз должна была кого-то назвать, я подошла к этому серьезнее, чем ко всему на свете до того. Может, потому, что всю свою беременность я просидела в камере, где было больше нечего делать, кроме как выбирать имя для ребенка.
Я выбрала имя Диэм, потому что знала как только меня выпустят, я вернусь и сделаю все, что в моих силах, чтобы найти ее.
И вот я здесь.
Carpe Diem.
2
Леджер
Я паркую свой грузовик на стоянке позади бара и только сейчас замечаю яркий лак на ногтях своей правой руки. Вот черт. Я и забыл, что вчера вечером играл в переодевания с четырехлеткой.
Ну, по крайней мере, бордовый цвет подходит к моей рабочей рубашке.
Когда я вылезаю из кабины, Роман как раз выкидывает в помойку мешки с мусором. Увидев у меня в руках подарочный пакет, он понимает, что это для него, и протягивает руку.
Дай угадаю. Это кофейная кружка? Он заглядывает внутрь.
Это кружка. Как всегда.
Он не благодарит. Как всегда.
Мы никогда не обсуждаем, что эти кружки символизируют трезвость, но я каждую пятницу покупаю ему еще одну. И это уже девяносто шестая кружка.
Наверное, мне пора бы перестать, потому что у него этих кружек уже полным-полно, но мне уже поздно сдаваться. Он не пьет уже без малого сто недель, и я уже некоторое время присматриваюсь к сотой, знаменательной кружке. Это будет кружка с «Денвер Бронко». Его самой нелюбимой командой.
Роман указывает на заднюю дверь бара.
Там пара человек донимает остальных клиентов. Пригляди за ними.
Это странно. Обычно в такое раннее время не приходится иметь дело с беспорядками. Еще и шести-то нет.
Где они сидят?
Возле музыкального автомата. Он смотрит на мою руку. Отличный маникюр, дружище.
Скажи? Я вытягиваю ладонь и шевелю пальцами. Для четырехлетки у нее неплохо получилось.
Я открываю заднюю дверь, и на меня обрушиваются звуки моей любимой песни, которую орут из динамиков Ugly Kid Joe.
Да не может быть.
Я прохожу в бар через кухню и тут же вижу их, склонившихся над автоматом. Я тихо подхожу сзади и смотрю, как она снова и снова нажимает те же четыре цифры. Они хихикают, как непослушные дети, а я гляжу поверх их голов на экран. «Кошка в колыбели» стоит в очереди на проигрывание тридцать шесть раз подряд.
Я откашливаюсь.
Думаете, это смешно? Заставлять меня слушать одну и ту же песню шесть часов кряду?
Услышав мой голос, отец поворачивается ко мне.
Леджер! Он притягивает меня, чтобы обнять. От него пахнет пивом и машинным маслом. И, кажется, лаймом? Они что, напились?
Моя мать отступает от автомата.
Мы не нарочно. Мы пытались его починить.
Ну конечно. Я обнимаю ее.
Они никогда не предупреждают, что собираются приехать. Просто появляются, остаются на день, два или три и снова уезжают на своем трейлере.
Но то, что они пьяные, это что-то новое. Обернувшись через плечо, я вижу Романа за стойкой бара и указываю на родителей.
Это твоих рук дело или они уже такими пришли?
Он пожимает плечами.
И так, и этак.
У нас годовщина, говорит мать. Мы празднуем.
Я только надеюсь, вы не за рулем.
Нет, говорит отец. Наша машина в мастерской на техобслуживании, так что нас подвезли. И хлопает меня по щеке. Мы хотели повидать тебя, но тебя не было больше двух часов, и мы уже уходим, потому что проголодались.
Именно поэтому стоит предупреждать меня до того, как приедете. У меня своя жизнь.
А ты вспомнил про нашу годовщину? спрашивает отец.
Вылетело из головы. Прости.
Я тебе говорил, говорит он матери. Давай, Робин, плати.
Мать лезет в карман и вручает ему десятку.
Они держат пари на все. На мою личную жизнь. Какие даты я помню. На каждую футбольную игру с моим участием. Но я почти уверен, что все эти годы они просто передают друг другу все ту же самую десятку.
Отец поднимает пустой стакан и размахивает им.
Бармен, налей нам еще.
Я забираю у него стакан.
Как насчет воды со льдом? Оставив их у автомата, я иду за стойку.
Я наливаю в стаканы воды, когда в бар входит девушка с каким-то потерянным видом. Она оглядывает зал так, словно никогда не бывала тут, и, заметив пустой угол в дальнем конце стойки, сразу же направляется туда.
Я смотрю на нее все время, пока она идет через бар. Смотрю так внимательно, что вода переливается через край стакана и оказывается повсюду. Схватив полотенце, я принимаюсь вытирать ее. Когда я оглядываюсь на свою мать, она смотрит на девушку. Потом переводит взгляд на меня. Потом опять на нее.
Черт. Последнее, что мне нужно, чтобы она начала сводить меня с клиенткой. Она и трезвой-то всегда пытается меня сватать, так что страшно представить, что она может устроить выпившей. Надо выдворять их отсюда.
Я приношу им воды и протягиваю матери свою кредитку.
Пойдите в «Стейкхауз Джейка» и пообедайте за мой счет. Идите пешком, как раз по дороге протрезвеете.
Какой ты милый. Она драматически прижимает руки к груди и глядит на отца. Бенджи, какой мальчик у нас вырос. Пошли, отпразднуем это с его кредиткой.
У нас отлично получилось, соглашается отец. Надо было завести побольше детей.
Да, все климакс, милый. Помнишь, как я целый год на тебя бросалась? Мать подхватывает свою сумку, и они забирают стаканы воды с собой.
Раз уж он платит, закажем антрекоты, бормочет отец.
Облегченно выдохнув, я возвращаюсь за стойку. Девушка тихо сидит в уголке и что-то пишет в блокноте. Романа за стойкой нет, и я решаю, что никто не взял у нее заказ.
Я с радостью это исправлю.
Что вам принести? спрашиваю я.
Воды и колы без сахара, пожалуйста. Она не поднимает на меня глаз, и я иду выполнять заказ. Когда я возвращаюсь с напитками, она все еще строчит в своем блокноте. Я пытаюсь взглянуть, что она там пишет, но она закрывает блокнот и поднимает взгляд. Спаси Она делает паузу посреди слова, которое, как я полагаю, было попыткой сказать Спасибо. Пробормотав бо, она сует в рот соломинку.
Она кажется взволнованной.
Мне хочется поговорить с ней, спросить, как ее зовут и откуда она, но за годы владения этим баром я усвоил, что вопросы, заданные одиноким людям, часто приводят к разговорам, от которых потом не отделаешься.
Хотя большинство тех, кто приходил сюда, не привлекали моего внимания настолько, как эта девушка.
Указав на ее два стакана, я спрашиваю:
Вы кого-то ждете?
Она пододвигает оба стакана к себе.
Нет. Просто хочу пить. Отведя взгляд, она откидывается на спинку кресла, снова берет блокнот и погружается в него.
Я понимаю намеки. Я удаляюсь в дальний конец бара, чтобы оставить ее в покое.
Роман возвращается из кухни и мотает в ее сторону головой.
Кто это?
Не знаю, но у нее нет обручального кольца, так что она не в твоем вкусе.
Очень смешно.
3
Кенна
Скотти, милый.
Представляешь, они открыли бар в старом книжном. Вот такая фигня
Интересно, что они сделали с тем диваном, на котором мы сидели по воскресеньям?
Клянусь, все это похоже на то, как если бы весь город был большой доской для игры в «Монополию», а после твоей смерти кто-то взял доску и смешал все карточки.
Все стало другим. Все кажется незнакомым. Последние пару часов я бродила по центру и жадно разглядывала все вокруг. Я шла в продуктовый, а потом отвлеклась, увидев скамейку, на которой мы ели мороженое. Я села и какое-то время наблюдала за прохожими.