Что для тебя Дюк? спросила психолог Маша.
Как папа, вырвалось у меня, и я сама удивилась.
Но психолог Маша только понимающе кивнула:
Расскажи про своего папу.
Папа у меня хороший мужик. Это так мама говорит.
А ты что говоришь?
Я тоже так говорю. Мой папа учитель математики и завуч. Я учусь в той же школе, где он преподает. Это не подарок быть одновременно дочкой и ученицей. Но в этом есть и плюсы. Папа у меня строгий, но внутри добрый. Он больше любит моего брата, чем меня, потому что брат такой же умный, как он, а я
Ты не считаешь себя умной?
Да нет, не то чтобы не считаю
Я опять задумалась. Считаю ли я себя умной?
Сложные вопросы, да? улыбнулась психолог Маша.
Я пожала плечами.
Значит, мсье Дюк, сказала психолог Маша. Тебе больше нравятся памятники, чем живые люди?
Теперь мне стало грустно.
Я бы это иначе сформулировала.
Как бы ты это сформулировала? спросила психолог Маша, словно прочитав мою мысль.
Я бы сказала, что с памятниками легче общаться, чем с людьми.
Почему?
Люди они такие ничего не понимают.
А памятники понимают?
Да, конечно. Причем без слов.
Ты не любишь слова?
Тут я впервые сформулировала для себя разницу.
Я очень люблю слова, но только когда они не вслух, а про себя, написанные.
Я понимаю, сказала психолог Маша. Одни и те же слова могут быть разными. Каждый раз они открываются по-новому, каждый раз неожиданно. Как лица людей.
Откуда она знала про лица людей? Я ей ничего не рассказала про дедову агнозию.
Я имею в виду, объяснила психолог Маша, что мы не всегда умеем высказать то, что у нас на уме. Как не всегда умеем изобразить лицом то, что чувствуем на самом деле. Но у памятников всегда одно и то же лицо. В этом есть нечто успокаивающее, не так ли? Но разве это не грустно всегда видеть одно и то же не изменяющееся никогда лицо?
Я посмотрела на лицо психолога Маши, и оно больше не было грустным. Вовсе даже наоборот лицо как будто бы светилось радостью.
Ну, наверное, я нелюдима, заключила я.
У тебя есть друзья?
Есть. То есть нет. У меня много знакомых, но с моей лучшей подругой из детского сада я поссорилась лет пять назад, потому что она сказала, что я не леди. А с Митей я дружила, но он полюбил Алену, и мы больше не друзья.
Полюбил? Они встречаются?
Не знаю призналась я. Так мне показалось.
Показалось протянула психолог Маша и погладила свой беременный живот. А тебе не кажется, что тебе будет сложно жить в интернате, если тебе нелегко заводить друзей?
В интернате?! воскликнула я, немедленно представив себе сиротский дом из Джен Эйр, где детей подвергали порке и публичному осмеянию на стуле. В каком таком интернате?
Подростки, которые отправляются в Израиль по нашей программе, живут в интернатах. Но это плохое слово, я понимаю. Скажем, что это такие общежития, в молодежных деревнях.
В деревнях?!
Интернат в деревне это гораздо хуже, чем интернат в городе. Должно быть, там беспризорников еще и заставляют доить коров, чистить за свиньями и пасти гусей. После порки. У меня моментально пропало всяческое желание ехать в Израиль.
Знаешь что, Ребекка, сказала психолог Маша с заметным беспокойством. Я чувствую, что ты еще не окончательно созрела для самостоятельной жизни.
Вот так проваливают интервью с психологом. Этого я допустить не могла. Ладно завалить математику, но какого-то психолога?
Вы ошибаетесь, Мария! вскочила я со стула. Вы ничего обо мне не знаете! Я очень самостоятельный человек и знаю все подворотни Жовтневого района лучше любого бомжа! Я с девяти лет сама хожу в школу и на Бульвар! Три раза в год я езжу в спортивные лагеря на Лимане и ни разу не позвонила домой, хоть я эти сборы ненавижу! Я выдерживаю на своих плечах двоих девчонок, потому что я лучший столп в акробатической сборной, и в этом году прохожу в кандидаты! Я знаю английский, немного немецкого, немного французского, немного украинского и много чего про Средневековье! Вам не найти лучшего еврея, чем я! Может быть, я плохо учусь, но много читаю, и у меня очень богатое воображение! Я могу выдумать все что угодно!
Да, это я вижу, вздохнула Маша и улыбнулась. Очень ты даже комильфо, Ребекка-Зоя. Спасибо тебе за собеседование, мне было очень приятно с тобой познакомиться.
Психолог Маша тоже поднялась со стула, и тут ее лицо запечаталось. Глаза больше не были ни грустными, ни веселыми, ни встревоженными, а пустыми, ничего не выражавшими. И как будто она стала старше лет на двадцать. У меня похолодела спина. Я посмотрела на ее живот, но он по-прежнему был беременным. Это меня немного успокоило.
Желаю тебе удачи, произнесла постаревшая психолог Маша бесцветным голосом.
Вы меня примете на программу НОА? в отчаянии спросила я.
Желаю тебе удачи, повторила психолог Маша и выдавила из себя механическую улыбку. Ты замечательная девочка.
Глава 5
Папа
Только некоторое время спустя я узнаю, как боролась психолог Маша с единогласным решением всей остальной комиссии принять меня на программу НОА, но тщетно.
Видимо, комиссии понравились мои рассказы про унылых детей, мои общие знания о том, кто придумал, что земля вертится; математика, английский и треугольники с деревьями. Комиссия заключила, что я подаю большие надежды. Комиссия приняла решение.
На роковой звонок ответила бабушка.
Комильфо! закричала она из кухни. А ну, вылезай из чулана! Звонят из еврейского этого самого. Спрашивают какую-то Ребекку.
Слово звонят бабушка произносила с ударением на букву о.
Але. Я взяла трубку.
Ребекка Зоя Прокофьева? сказал приятный мужской голос.
Я уже давно поняла, что у всех евреев очень приятные голоса.
Ага, ответила я с колотящимся сердцем.
С вами имеет честь говорить Антон Заславский, декан программы НОА.
Угу, сказала я.
С радостью сообщаю вам, что ваша кандидатура рассмотрена положительно.
Что это значит? не поверила я своим ушам.
Это значит, что в сентябре вы вольны приступить к обучению в десятом классе израильской школы-интерната. Дальше последовала тарабарщина, которую декан Антон Заславский расшифровал как Деревня Сионистских Пионеров.
Серьезно? Я все еще не могла поверить. Но психолог сказала
Какая психолог?
Маша. Такая беременная.
А, да, да, не беспокойтесь, она уже в декрете родила сына.
Я очень рада
Мы все очень рады. И за вас мы тоже очень рады. Готовьте документы, визу, справки, прививки, проходите медосмотр и консульскую проверку, и мы пошлем вам билет.
А куда?
Что куда? В Израиль.
Я имею в виду, где находится эта деревня пионеров?
Она находится в городе Иерусалиме, столице Израиля, улыбнулся голос из трубки. Вам повезло: вы будете учиться в пупе мира.
Я буду учиться в пупе мира! закричала я папе, подпрыгивая от счастья, когда мы встретились под памятником Трагедии у Оперы.
Пока ждала папу, разглядывала своего любимого персонажа в этой скульптурной композиции, где все были опечалены еще больше, чем дети на картинках на экзамене. Поверженный человек, которого затоптали все остальные участники трагедии, с распростертой на пьедестале рукой лежал прямо надо мной. Я всегда очень ему сочувствовала, потому что какие-то варвары постоянно отламывали ему пальцы, и он был не только несчастным по жанровому призванию, но его еще и одесское быдло покалечило. Его столько же раз реставрировали, как и сам оперный театр, грозивший провалиться в катакомбы, но пользы от этого не было никакой: чинили, а потом опять ломали.
Куда пойдем: на Колоннаду или в Пале-Рояль? спросил папа, появившийся со стороны Ласточкина.
Мы направились в Пале-Рояль, который был ближе.
Меня приняли, ты представляешь! Меня приняли!
Кто бы сомневался, буркнул папа и сел на скамейку напротив маленькой бронзовой нимфы с чашей, которая в причудливом изгибе склонилась над миниатюрным гротиком и поливала водой его уступы.