Утюг зашипел, готовый к работе, и Бетти положила льняное и кружевное полотно на гладильную доску, у которой сидела. Скользящие движения взад и вперед были гипнотическими. Последние три лета Бетти занималась глажкой в одиночестве, пока девочки-прачки не заступали на свои смены.
Воздух наполнился паром и ароматом испаряющегося крахмала. Бетти закрыла глаза и представила, будто это был еще не рассеявшийся запах потухшего костра. Все свое детство она просыпалась от этого запаха и от смеха, летевшего в окно ее спальни, выходившее на пляж. Когда ей было двенадцать, ее любопытство и подростковая влюбленность в официанта по имени Джеральд вынудили ее подойти к окну, и она поняла, что на улице гуляли не скучные взрослые, как она думала раньше. У кромки озера она увидела тени, танцующие без музыки по крайней мере, она ничего не слышала поднявшие руки вверх или обнявшие друг друга. Другие, тесно прижавшись, лежали поверх расстеленных на песке одеял. С этого самого момента Бетти захотелось быть той девушкой, которую дразнил красивый мальчик, гоняясь за ней по пляжу, а она в ответ дерзко смеялась, как бы бросая вызов: «Попробуй догони». Той девушкой, которая до восхода солнца танцевала медленные танцы в объятиях удалого студента, будущего юриста, и чей вечер закончился на рассвете идеальным поцелуем. Прямо как в кино.
К младшему классу средней школы, после месяца молочных коктейлей и просмотра фильмов вместе с Робертом Смитом Бетти была втайне взволнована, когда Роберт взял с собой одеяло во время их обычной прогулки по пляжу после наступления сумерек. Это было так романтично, тем более что стояла осень, и Бетти знала, что он обнимет ее. Роберт развернул одеяло, всколыхнул его, как красный клетчатый парус, и оно легло на песок. Он выбрал место подальше от окон ее дома или домов ее соседей. Вскоре его объятия привели к поцелуям, и Роберт прижался всем телом к Бетти так, что ей пришлось откинуться на одеяло. Она не прервала поцелуй, хотя от колючего шерстяного одеяла ее икры, спина и плечи чесались, как будто по телу бегала армия муравьев. Она заерзала, что каким-то образом побудило Роберта скользнуть руками по ее блузке и расстегнуть ее. Все эти ощущения, сменявшие друг друга, были странными, но не совсем неприятными.
Позже Бетти рассказала Джорджии, что разрешила Роберту прикоснуться к своей груди, потому что ей было шестнадцать и пришло время. Правда, она не призналась Джорджии, что ей это вроде как понравилось.
Неделю спустя она установила границы с Робертом, когда он расстегнул молнию на ее бриджах. Испытывая волнение и любопытство, она позволила ему сделать это; затем, несмотря на отсутствие ясности в мыслях, она подняла руку Роберта и положила ее себе на талию.
Ну, попытка не пытка, сказал он.
Ощутив жгучую боль, Бетти широко открыла глаза.
Черт! Она прижгла нижнюю сторону предплечья передним концом утюга. Лето еще даже официально не началось! Бетти стоило бы быть более внимательной, витая в облаках.
На кухне бабушка крепко, но нежно держала Бетти за руку и круговыми движениями смазывала ожог маслом, неодобрительно хмыкая. Четкими движениями она вытерла жирные пальцы о фартук. Даже в таких мелочах бабушка была педантичной.
Бетти, сколько раз я должна тебе говорить, чтобы ты не гладила с закрытыми глазами?
Я закрыла их всего на секунду. Не больше. Я задумалась.
Бетти не хотела, чтобы бабушка знала, что она мечтала о поцелуях с объятиями, когда ей следовало бы думать о складках и сборках. К тому же Роберт бросил ее ради Джоан Кеплер, у которой грудь была значительно больше, а нравственности гораздо меньше.
Ожог достаточно серьезный, сказала бабушка. О чем только ты думала? Вероятно, о мальчиках?
Нет! Я размышляла, вернутся ли Блумфилды в этом году.
Бабушка прищурилась.
С чего бы им не вернуться? Все возвращаются. Ты что-то услышала?
Нет. Мне просто нравилось сидеть с их детьми по вечерам. Вот и все. Бетти наслаждалась этими вечерами, потому что Блумфилды были красивой парой, которая заслуживала провести вечер вдвоем и отдохнуть от своих трех дочерей. Или, может быть, потому что Блумфилды давали ей чаевые, хотя в этом не было необходимости.
Я позабочусь о том, чтобы ты была первой в списке. Бабушка снова осмотрела руку Бетти, затем обмотала ее хлопчатобумажной повязкой, которую держала под рукой на случай ожогов на кухне. Ты встретишь милого еврейского мальчика в Колумбии во время учебы в Барнарде. Вот увидишь. Кого-то с амбициями. Умного. Просто наберись терпения.
У Бетти были другие планы, отличные от терпения.
Бабушка положила масло в коммерческий холодильник фирмы Frigidaire, помеченный буквой «М», только для молочных продуктов. Затем она последовала за Бетти в прачечную. Бетти подняла половину стопки отглаженных штор с пола. Их тяжесть надавила на импровизированную повязку и вызвала волну покалывающей боли, поэтому Бетти аккуратно передала занавески в руки бабушки. Она не хотела гладить их снова.
Бабушка встала на цыпочки и поцеловала Бетти в лоб, покрутила пальцем в неподвижном влажном воздухе.
Я закончу с этим, сказала она. Ты иди домой и приведи себя в порядок. Некрасиво будет выглядеть, если ты опоздаешь.
* * *
Час спустя Бетти вернулась. Она не надела розовую клетчатую английскую блузку с длинным рукавом, которую бабушка положила на ее кровать, но бабушка не стала бы отчитывать Бетти на людях. В тот день она должна была встретиться с некоторыми работниками из числа обслуживающего персонала, которые знали ее с тех пор, как они были первокурсниками колледжа, а ей было четырнадцать. Бетти хотела выглядеть взрослой, и чтобы ее воспринимали всерьез. Она больше не училась в средней школе, и ее внешний вид должен был говорить «студентка колледжа». Она переступила с ноги на ногу и уставилась на свои новые летние мокасины, прижимая влажную траву то в одну сторону, то в другую. Никаких двухцветных кожаных туфель, хотя они были в моде.
Бабушка и Зейде расположились на кованой железной скамейке, которая стояла на центральной лужайке под самым большим кленом на территории их владений. Каждый год они сидели здесь в ожидании работников, которые обычно приезжали до выходных, посвященных Дню поминовения.
Она послала бабушке воздушный поцелуй. Позже Бетти собиралась объяснить, что не ослушалась бабушку, надев другой наряд; она просто берегла эту блузку для другого случая и не хотела ее испачкать. Бабушка, конечно, раскусила бы обман Бетти, поскольку видела ее насквозь. Но летом бабушка обычно была отвлечена гостями, кухней и своим образом балабусты лучшей хозяйки курортного комплекса и хранительницы домашнего очага Саут-Хейвена. Она, возможно, даже не осознавала, что Бетти надела подарок, который получила от Тилли.
Во время одного из визитов родителей Бетти поняла, что бабушка называла их «Тилли» и «Джо», поэтому она тоже начала называть маму и папу по именам. Все думали, как это так мило, что шестилетняя девочка со светло-каштановыми, выгоревшими на солнце локонами и в платье как у Ширли Темпл называет своих родителей по именам.
Или, по крайней мере, так это запомнила Бетти, поскольку никто никогда не опровергал и не подтверждал, правдивы ли ее воспоминания. На первый взгляд, подобное решение должно было защитить ее чувства, но незнание того, куда и почему уехали ее родители, оказалось благодатной почвой для полета фантазии маленькой девочки. Однако, когда ей исполнилось десять лет, взрослые решили открыть ей правду, и она довольно сильно расстроилась, что ее родители не были шпионами или специальными агентами или что они не были похищены пиратами. На самом деле Тилли была певицей, а Джо ее менеджером и пианистом. Они возили свою дочь с собой до тех пор, пока ей не пришло время посещать детский сад, а затем сдали ее родителям отца.