И тут вдруг она услышала обращённый к ней мужской голос:
Бабушка, может, тебе помощь нужна? Я вижу, ты мимо меня уже в который раз проходишь. Ты, может, ищешь чего, так я помогу.
Старуха обернулась на голос и увидела молодого мужчину, с открытым и приятным лицом.
Да нет, сынок, замялась Захариха, Тут такое дело
Ну, говори же, что там у тебя, не стесняйся, подбодрил её мужчина.
Старуха вытащила из корзины салфетки и положила их на прилавок перед мужчиной.
Вот, милок.
Тот развернул салфетки и ахнул:
Вот это красота! Это ты, бабушка, вышиваешь? Твоя работа?
Нет, сынок, это внучка моя рукодельничает.
А ты не продашь мне их? спросил вдруг мужчина.
У Захарихи сердце прыгнуло в груди и ухнуло куда-то вниз:
Продам, милок, а сколько дашь за них?
Хорошую цену, бабушка, дам, не обижу, он достал из-за пазухи кошель и, вынув деньги, протянул старухе.
Так ты что, все забираешь?
Все-все, бабушка, возьму, и, взяв Захариху за локоть, мужчина наклонился к ней и горячо зашептал, Ты, бабушка, в другой раз, ежели внучка ещё что-нибудь вышьет, ни к кому не ходи, сразу ко мне иди, я всегда на этом месте стою. Меня Корнеем звать. Я у тебя всё буду покупать и деньгами не обижу.
Захариха кивнула, и, радостно завернув деньги в платочек, спрятала узелок за пазуху, и поспешила по своим делам. Ей так хотелось порадовать Надийку! Прежде всего купила она ярких шёлковых нитей для вышивания и белой ткани. Затем взяла сладостей и две цветных ленточки для волос, и поспешила в обратный путь.
Всю дорогу сердце её ликовало, она предвкушала, как обрадуется сейчас внучка её подарочкам! Захариха и не заметила, как пролетела дорога и впереди уже показалась родная изба. Надийка уже дожидалась бабушку у калитки, сидя на скамейке. Завидев её издалека, девочка тут же подскочила с места и побежала навстречу по тропке.
Бабуся! Воротилась? А я уж о тебе волноваться, было, стала.
Да чего обо мне волноваться, куда я денусь? засмеялась Захариха, и поцеловала внучку в макушку, Ты-то как?
Я хорошо, бабуся, я нам кашу сварила и полы вымыла в избе.
Ой, да какая же ты молодец! похвалила её старуха и они направились в дом.
Войдя в избу, Захариха вынула из корзины свои покупки, и, довольно улыбаясь, разложила их на столе.
Бабуся, какие нитки! запрыгала, хлопая в ладоши, Надийка, Это мне?
Тебе, кому же ещё, поскакушка? засмеялась старуха.
Ой, спасибо тебе, бабунечка, кинулась Надийка целовать бабушку.
Ну, надо же, подивилась про себя Захариха, Даже на сладости внимания не обратила, ни на пряник, ни на ленточки цветные, а сразу же схватилась за нитки.
Надийка, сказала она вслух, Сядь-ка со мной рядышком, что я тебе скажу.
Что, бабуся?
Я сегодня без твоего разрешения несколько вышивок твоих взяла, да на ярмарке их нынче продала.
Правда? Так вот откуда все эти подарки? Вот здорово!
Ты послушай, что дальше скажу, продавец Корней мне так сказал, ежели ещё будут салфетки, то приносить велел, он всё покупать будет.
Бабушка, вот радость-то! захлопала в ладошки Надийка, Так ведь у меня их много ещё, вот погляди.
И девочка, сбегав в свою комнату, принесла старухе ещё целую стопку своих работ.
А теперь я ещё краше картинок вышью, на новой ткани да с такими нитками яркими!
Захариха улыбнулась.
Вот и ладно, внученька, вот и хорошо. Глядишь, и проживём. А дальше жизнь покажет, что да как.
ГЛАВА 6
На следующее утро Захариха поднялась в благостном расположении духа, на сердце у неё было светло и радостно. Приготовив на стол, она пошла, было, будить внучку, да увидела, что та уже не спит, и, сидя на полу в своей светёлке, сосредоточенно что-то чертит на расстеленной по полу белой ткани.
С добрым утром, миленькая, а что это ты там делаешь?
Доброе утро, бабуся, да вот новую работу начала.
А что же это будет?
Что-то будет, бабунечка. Сама пока не знаю что, что-то красивое, но печальное, пожала плечами Надийка.
Захариха ничего не поняла, хмыкнула удивлённо, покачала головой, да позвав девочку к столу, направилась обратно в кухоньку.
Прошло две недели. Всё это время Надийка сосредоточенно и старательно расшивала ткань. Захариха не спрашивала, какой там рисунок, только приметила, что нитки у девочки всегда лежат белые, голубые и сероватые.
Странно, думала она, И зачем ей такие цвета? Ведь она любит яркие, живые краски, бабочек, а тут такие бледные, блёклые, чуть ли не цвета ткани.
Но спросить о том саму Надийку старуха отчего-то не решалась, девочка выполняла свою работу как-то очень печально, и временами видела Захариха случайно, как она и вовсе утирает наскоро слезинки с глаз, так, чтобы не заприметила бабушка.
И вот, спустя две недели, Надийка подошла к Захарихе и спросила:
Бабушка, погляди-ка, ладно ли получилось?
Они растянули ткань, и Захариха увидела, что размером она в человеческий рост и расшита жемчужными, голубыми, серыми тонами, словно небушко с облачками. Захариха странно поглядела на эту работу, задумалась, словно почуяв что-то тревожное, но что именно, она понять не могла, и чуть помолчав, спросила внучку:
Надийка, а что это?
Не знаю, бабуся, тихо ответила та, Оно как-то само пришло, вот отсюда.
И девочка прижала ручку к груди, там, где было сердце.
Грустно очень.
А для чего ты это вышила?
Не знаю, только я точно чувствую, что скоро эта вещь понадобится.
Понадобится?
Захариха села на стул и призадумалась:
Для чего оно может понадобиться? Может быть это постельное будет? Простыня? Нет, слишком узко для простыни. Или может это скатерть будет? Тоже не похожа. Ну да ладно, придёт время и узнаем, когда положено будет.
А Надийка тем временем унеслась в свою светёлку, и спустя мгновение старуха услышала, как защёлкали ножницы.
Ага, знать за что-то новое принялась. Вот и ладно. А то странная она какая-то сделалась с этой последней работой, пусть отвлечётся.
Захариха отпарила оставленную на столе вышивку, перекинула её через спинку своей кровати, что стояла у двери, да пошла в огород.
На следующее утро, едва только успели Захариха с Надийкой позавтракать, как раздался стук в дверь. Стук был не сильным, но каким-то тревожным и сердце старухи заныло, пока шла она до сенцев, чтобы отворить. Когда она распахнула дверь, то увидела на пороге ближайших своих соседей, мужа и жену, Глафиру и Николая. Захарихин-то дом стоял чуть поодаль от остальных, почти у леса, а эти люди жили в самом первом доме в деревне, и к Захарихе были ближе всех. На женщине не было лица, казалось, что если бы не муж, поддерживающий её под локоть, она бы сломалась с хрустом, как тростинка, и рухнула бы на крыльцо.
Глафира, Николай, здравствуйте! поприветствовала их Захариха, холодея внутри, А вы чего это? Случилось чего?
При этих словах старухи Глафира вдруг вздрогнула и, подняв свои тёмные красивые глаза, зарыдала в голос. Захариха перепугалась:
Господи помилуй, да что же это? Заходи, заходи, Николай и жену заводи. Вот так, вот сюда, давай-ка ко мне на кровать её, вот эдак, ага.
Когда женщина чуток успокоилась, а Николай, сидевший всё это время на стуле, нахмурившись и опустив глаза, привстал, то оба они заговорили разом:
Бабушка, горе у нас. Пойдём к нам. Сыночек наш единственный, Ванюшка, умер.
Захариха побледнела и прижала ладонь к губам:
Да как же это?
Он на конюшню пошёл зачем-то ночью, и что ему там надо было, того не ведаем, а конь наш Орлик, вдруг словно взбеленился, брыкнул и ударил его копытом, да аккурат в висок попал. Одним ударом Да ведь конь-то смирный, как так произойти могло, мы и не ведаем.
И оба расплакались в голос, а старуха стояла, и, молча глядела на них, утирая слёзы и не в силах вымолвить ни слова. Она обняла Глафиру и стала гладить её по голове, утешая и успокаивая.
Ты не можешь, бабушка, к нам подойти? еле выдавил Николай, Обмыть надо парня, да молитвы почитать какие полагается.