5. Прислужник Тапис. Я зашиваю рубаху и завтракаю
И только тоненькая нить
Поможет нам соединить
Рубахи плоть
(Непесня)
Сдавленное хихиканье отвлекло от бесплодных попыток соскрести с хламиды хоть одно пятнышко. Я вскинулась, но недостаточно проворно. Три физиономии, подглядывавшие за моими кулинарными потугами, разом исчезли из поля зрения. Зато хихиканье стало громче и, по мере удаления от каморки, становилось все наглее и звонче. Разозлилась и я. Бросилась вслед насмешникам. Они же удирали со всех ног, и поймать хотя бы одного, казалось, не представляется возможным. Ну, тогда хотя бы напугаю. Я свистнула вслед беглецам. Они действительно испугались, припустившись еще быстрее. Один даже оглянулся. И, конечно, потерял равновесие и упал. Те, что секундой ранее обошли друга на полкорпуса, теперь и вовсе закрепили свое превосходство, дунув что было сил и, наконец, исчезли в лабиринте коридоров.
Лежавший тихонько поскуливал. Когда я склонилась над ним и, ухватив за ворот рубахи, грубо встряхнула, и вовсе заскулил:
Ты чего Порвала одежку Я тебя трогал, что ли Как мне теперь ходить?
И точно рубаха треснула по плечевому шву. Подумаешь, красна девица.
Так сходи переоденься, посоветовала я, начиная проникаться к невысокому щуплому человечку, коим оказался упавший насмешник, искренним сочувствием. А если кто над тобой посмеяться вздумает
Я погрозила пальцем в глубину коридора.
Оттуда сдавленно пискнуло. То-то же.
Не во что переодеться, всхлипнут человечек. У нас, хоозов, только по одной рубахе. Больше не положено.
У хоозов? Знакомое словечко. Но кто они такие? Поди, те, кто хозяйством занимается.
Ну так возьми иголку с нитками да зашей, миролюбиво предложила я. У меня вообще на каждую проблему было как минимум три варианта решения. Как минимум! Помнится, однажды я выдала что-то около двадцати. Но неужели, чтобы починить рубаху, надо так напрягаться и страдать?
Снова всхлип:
Нам не нельзя иметь ни иголки, ни нитки.
Почему?!
Потому что мы не искусственники.
Наверное, я должна была понять связь между искусственниками и наличием причиндалов для шитья. Но честное слово, не поняла.
Ладно, сказала я со вздохом, вставай и пошли в мою каморку. Посмотрю, может, в сумке есть тревожный чемоданчик практикующей портнихи.
Вообще, я привыкла жить по принципу «Omnia mea mecum porto». Мало ли что пригодится на ночном дежурстве. Не бегать же в поисках ножниц или крема для рук по всему отделению. Медсестры по ночам предпочитают спать или тоже спать, но с врачами. И те, и другие почему-то очень сердятся, когда их беспокоят.
Человечек попытался подняться, но охнул и завалился обратно.
Что еще? раздраженно спросила я.
Нога, простонал тот. Посижу немного, может, пройдет. Сделай стульчик.
До меня не сразу дошел смысл просьбы. Я не ослышалась? Он просит сделать стульчик? Это как? Если я и обладала начальными познаниями начинающей швеи, то столяр из меня, прямо скажем, никакой. Или это совсем просто? На всякий случай не стала возмущаться и отрицать неумение держать рубанок, и спросила:
Из чего?
Из стены, невозмутимо ответил болезный.
Что?! Как?!
Я оглядела каменные стены. Ломать их, что ли?
Человечек посмотрел на меня с мукой в глазах, подполз к стене и нажал на один из камней. Будто по волшебству камень откинулся, образовывая сиденье совсем, как в купейном вагоне поезда.
Ого, сказала я, тихо офигевая.
Помоги сесть.
Я осторожно прощупала ногу, на которую он не мог наступить. Все понятно, элементарный вывих.
Ох, начал он, наверное, придется звать оздоровителя-а-а-а-а-а!
Вопль его в тот момент, когда я дернула, отразился от стен коридора и умчался вдаль. Два подельника, высунувшись из-за угла, вторили эху. Я вновь погрозила кулаком.
Я не должен был кричать, размазывая ладошкой слезы, шепотом сказал человечек. Это от неожиданности. И от страха. Теперь меня выгонят из замка. И куда мне идти? К диким хоозам?
Так, спокойно, сказала я. Если спросят, кто кричал, говори, что я.
Тогда выгонят тебя, еще тише сказал он. Ты не боишься?
Не боюсь. Ни диких хоозов, ни домашних, ни выгонения то есть, выгоняния Тьфу ты. Ладно, попробуй встать. По-хорошему, ногу надо перебинтовать, но уж если у вас напряженка с одеждой, то бинт и подавно не сыщешь.
Он с трудом поднялся и, опираясь на меня, похромал.
Вот так, подбадривала я, ты уже хорошо идешь. Еще немного, и мы доберемся до моей комнатки. Там я тебе зашью рубаху, и маленький мальчик будет как новенький.
Нитка и иголка нашлись в косметичке. Человечка я завернула в одеяло, и он, мелко дрожа, с благоговением следил за моими действиями. Когда я закончила и протянула зашитую рубашку, он робко спросил:
Хочешь, сочиню для тебя величалку?
Как тебя зовут-то, сочинитель? снисходительно спросила я.
Тапис.
Давай, Тапис, сочиняй.
Едва он открыл рот, другой голос сердито произнес:
Что тут происходит?
В дверях стоял Кари.
Ничего, невинно ответила я.
Ничего?! завелся мой вчерашний Сусанин. А орал кто? Чуть замок не рухнул, а она «ничего»! Ты вопил, Тапис?
Я закрыла поникшего Таписа собой и с вызовом ответила:
Нет! Кричала я!
Ты? изумился Кари. А мне сказали
Вам неправильно сказали. Кричала я.
Да? он не поверил, конечно. Спросил подозрительно: Зачем?
Я растерялась.
Ну Э Я случайно порвала Тапису рубаху и испугалась.
Кари изумился еще больше:
Испугалась? Чего?
Так это Что у меня не окажется иголки и нитки, чтобы зашить. Зря боялась. Видите, все в порядке. Рубашка зашита.
Кари недоверчиво переводил взгляд с меня на Таписа. Наконец сказал:
Пусть так. Хотя сдается, ты его, короче, выгораживаешь. На первый раз я, того-этого, поверю. Все, хватит болтать. Тапис, иди работать.
Тапис, все еще прихрамывая, выскользнул из каморки.
Кари обратился ко мне:
Ты, девка, забыла, зачем тебя сюда привели? Бери ведро и тряпку и топай мыть коридоры.
Меня зовут начала я, заводясь.
Я помню. Масейя.
Как?!
Масейя, отрезал Кари. Отныне так тебя зовут, ясно?
Неужели трудно запомнить простое имя? Или выговорить «Маша» он не в состоянии, речевой аппарат не приспособлен под женские имена?
Все, хватит болтать, продолжил Кари. И, того-этого, не говорил я тебе разве, чтобы ты ни с кем, кроме меня, не говорила?
Да, я помню. Но
Что но?
Я показала на нетронутый завтрак.
Не знаю, как это едят. Ложки нет. Хотела посоветоваться с Таписом. Он как раз мимо проходил.
Спросила? И порвала рубашку? ехидно спросил Кари.
Это случайно вышло, огрызнулась я.
Ну-ну А Ули разве не объяснил?
Он не успел.
Кари хмыкнул.
Ну-ну Тапис тоже не успел?
Ага, скромно сказала я.
Ладно, объясняю. Один раз. Постарайся запомнить своими женскими мозгами. Ложки не надо. Просто выпей, и все.
И все?
Я так и сделала. Под пристальным взглядом Кари отхлебнула из миски. Ну что, съедобно. Не сказала бы, чтобы очень вкусно. Шарики растворились, и в миске образовалась своеобразная похлебка, неожиданно терпкая и вязкая. Я допила все до самой капельки и почувствовала приятное насыщение. Облизнулась.
Все, нетерпеливо сказал Кари. Теперь мыть коридор.
Откуда начать? деловито осведомилась я.
Лучше всего от кабинета Руби.
Достопочтимого Руби, ехидно поправила я.
Именно, огрызнулся он.
Я достала из шкафчика инструменты, рассовала по карманам тряпки и повернулась к Кари:
Где у вас тут вода?
Вода? изумился Кари. Ты, того-этого, смеешься, что ли, девка?
Масейя, ехидно поправила я. Меня зовут Масейя. Чего смешного-то?
Воду возьмешь в бочковой!
Как я ее возьму? Там нет ни одного крана! А из бочки воду я вылила!
Себе на ноги, между прочим.
Кари рыкнул и, буркнув «пошли», отодвинул меня с дороги. Прошел в бочковую. Загремел:
Сюда топай!
Я послушно просеменила следом.
Кари покрутил головой, нашел пробку, которую я вытащила из бочки, и поднес к моему носу, едва его не задев: