Адер переменилась произнес он и сбился.
Естественно, заметил Киль. Ваш род всегда был нестабилен, непостоянен. Адер, как и все смертные, как ты сам, переменчивое создание.
Нет. Каден мотнул головой. Дело в другом. Она не только повзрослела, она стала глубже. Жестче. Она не только выросла, она стала иной, как будто ее разбили и, склеивая черепки, вставили что-то чуждое ее природе. Она напомнила мне Валина.
По своей природе люди непостоянны, возразил Киль. Вы не стоите на месте, вечно меняетесь. Обычно вы не замечаете метаморфоз в своих сородичах, потому что они совершаются постепенно на протяжении недель и месяцев. Но ты был надолго разлучен с братом и сестрой, и теперь тебе трудно принять столь внезапные перемены.
Каден медленно выдохнул, с дыханием отпустив сама-ан, и открыл глаза.
Талал сказал, что Валин хотел убить ил Торнью. Он выкладывал факт за фактом, словно камни в основание строящейся стены: Длинный Кулак для того и отпустил, и вооружил брата. Валин с Лейтом и Талалом перешли границу, нашли в Аатс-Киле Адер и ил Торнью те осушали озеро, чтобы открыть проход войску. Там Валин переговорил с Адер. Она убедила его, что в предстоящем сражении с ургулами без ил Торньи не обойтись. По словам Талала, Валин засел на крыше самой высокой башни Андт-Кила, это что-то вроде маяка для подходящих с юга судов. Дальнейшего Талал не видел, он спустился, чтобы сразиться с Балендином, но от Адер нам известно, что с той же башни ил Торнья командовал сражением и сама Адер была там
Молчание договорило за него.
Киль долго безмолвствовал, прежде чем кивнуть:
Твой вывод представляется вероятным. Пожалуй, и неизбежным.
Каден дал себе время выйти из собственного сознания, скользнув сперва в ваниате, а затем, чуть задержавшись, в воображаемые границы чужого рассудка, принадлежащего брату. Искусство бешра-ан было несовершенным, особенно когда ты плохо представлял человека, в чей ум решил вселиться, его поступки, привычки, обычный рисунок эмоций. Валин был Кадену братом, но едва ли они были знакомы. Слишком рано развела их жизнь, а встреча выдалась короткой и полной боев и бегства. И все же изнутри сознания Валина кое-что виделось яснее: если Валин добивался смерти ил Торньи, он бы не отказался от своего намерения.
Каден никогда не бывал даже в окрестностях Андт-Кила, но представлял себе башню: грубо обтесанные, скрепленные известкой камни на северной оконечности озера. Он вообразил лежащего на крыше Валина тот следил за битвой внизу, разрывался между желанием вступить в бой плечом к плечу с друзьями и решимостью убить ил Торнью. Если верить Талалу, брат пожертвовал всем, чтобы остаться на крыше. И когда сражение закончилось, когда он наконец дождался
Каден распахнул глаза и отпустил рассудок брата.
Он ударил. Попытался убить ил Торнью и не сумел.
Это, кивнул Киль, согласуется с сообщением Гвенны и Талала.
И соответствует тому, каким он был. Даже зная, что ил Торнья кшештрим, даже без надежды на победу, он бы не отступил. Он бы попытался довести дело до конца.
Только замолчав, Каден услышал эхо своих слов: «каким он был». В какой-то момент посреди бешра-ан он стал говорить о брате в прошедшем времени. Сейчас Каден снова обратился к воспоминаниям о сестре. Как она отводила глаза, заговаривая о Валине
Он погиб, сказал Каден, и Адер это известно. Если она была в башне, то видела его смерть.
Или сама его убила, тихо добавил Киль.
Кадена скрутило мучительной болью. Он было потянулся к ваниате, но остановил себя. Прав или не прав кшештрим, предупреждая об опасностях слишком долгого пребывания в пустоте, но это если это правда он должен встретить лицом к лицу. Что же это такое: думать об убийстве родного брата родной сестрой и без горечи, без гнева, без ужаса? Если человек лишь клубок им пережитого, кем станет ничего не переживающий, скрывающийся от чувств, сбросивший с себя узы мира? Ваниате хин, как оно ни заманчиво, холодно, инородно, оно рождает отчужденность.
Не думаю, чтобы она сумела его убить, наконец ответил Каден. Разве что ткнула ножом в спину.
Независимо от того, кто держал нож, заметил Киль, представляется вероятным и более чем вероятным, что Валин пытался убить ил Торнью. Не справился и погиб. Адер все это известно.
Никого не щадит, покачал головой Каден. А ради чего? Чтобы сесть на трон? Примерить императорский титул?
Он попытался проникнуть в разум сестры, но Адер он представлял еще хуже, чем Валина. Не понимал ни ее поступков, ни ее выбора. Несколько ударов сердца он силился сложить бешра-ан и сдался. Он давным-давно смирился с тем, что существуют люди Рампури Тан, Пирр Лакатур, да и собственный отец, которых ему никогда не понять.
Адер солгала о Валине, снова заговорил он, зато о Мешкенте сказала правду.
И какую же правду, склонил голову к плечу Киль, она тебе сказала?
Каден глубоко вдохнул. Этой части разговора он не успел обдумать. Факты просты, а вот что из них следует Затем ему и понадобился совет Киля.
Длинный Кулак, Мешкент, пользуется кента.
Кшештрим долго смотрел на него, прежде чем откинуть голову, устремив взгляд в иные дали. Как правило, кшештрим искусно скрывал свою истинную природу, но этот взгляд, виденный Каденом не в первый раз, стоило только историку задуматься над какой-нибудь неразрешимой задачей, был совершенно нечеловеческим.
Она точно знает? спросил наконец Киль.
Она в этом уверена. И ил Торнья тоже. Это объясняет согласованность атак на рубежи Аннура, объясняет, почему все так разом навалилось.
И не только это, тихо сказал кшештрим.
О чем ты?
Длинный Кулак не просто ургул. Казалось, Киль изучает звезды за прозрачной стеной Копья. Он еще и ишшин. И даже их глава.
Каден опешил. Такие простые слова, а сколько за ними стоит, и как трудно проследить их нить в плотном плетении ткани мира. Нет, не складывается. Но если сложить, отсюда следует
Их возглавлял Матол, медленно проговорил Каден, повторяя то, в чем был уверен, словно, произнесенные вслух, слова делались истиной. Тристе убила его с помощью кента.
Матол был всего лишь заместителем, покачал головой Киль, хотя сохранял этот пост долго, многие годы. И все же заместитель. Они называли другого, Горма. Его я не видел.
Каден рылся в своих воспоминаниях, перебирал услышанное. Тан этого имени не называл. Матол тоже, но где-то в закоулках памяти оно сохранилось, упомянутое вскользь одним из тюремщиков: «Рампури Тан был охотник. Кое в чем не уступал Кровавому Горму». Тогда Каден слишком заинтересовался прошлым Тана, чтобы расспрашивать о человеке, с которым того сравнили, а позже не видел причин возвращаться к той фразе. В Мертвом Сердце было полно жестоких людей, и он не собирался знакомиться с каждым.
Итак, Горм ушел в степи, медленно заговорил Каден, чувствуя, как становятся на места камни-мысли. Ишшин, разыгрывающий ургула и назвавшийся Длинным Кулаком
Не совсем так. Телом Длинный Кулак и есть ургул кожа, глаза, волосы. Трудно сказать, когда в это тело вселился Мешкент возможно, когда Длинный Кулак еще жил в степи или когда вступил в орден ишшин, но важно, что он стал ишшин. Киль удивил Кадена улыбкой. И как я раньше не понял?..
Ты же никогда не видел Горма.
Едва ли это оправдание. Общую картину видел.
Каден насупился:
Итак, Мешкент вселился в Длинного Кулака, объединил ургулов
Нет, покачал головой Киль. Он покорил степь уже после того, как стал ишшин, может быть, долгое время спустя. Ишшин часто такое проделывают: внедряются под новыми личинами в сообщества Вашша и Эридрои и нередко остаются в них на годы. На десятилетия.
Они и тебя так выследили?
Кшештрим кивнул: