С чего бы мне объединяться с ургульскими дикарями? прищурился черный.
Хуутсуу ответила ему улыбкой:
С того, что ургульские дикари убьют развращающего наш народ лича. Того, кто осквернил нашего бога.
Балендина.
В его устах имя если это было имя прозвучало грязным ругательством.
Ты, как и мы, говорила Хуутсуу, ненавидишь лича. Я это хорошо помню.
Помедлив, незнакомец покачал головой:
Мало ли кого я ненавижу.
С чего-то же надо начинать, пожала плечами женщина.
Я не собираюсь ничего начинать.
Собираешься, ответила Хуутсуу. Пора бы. Ты сам сказал, что полгода бродил по лесам, как больной волк. Я предлагаю другой путь.
Мне не нравится твой путь. Я доволен своим.
А если ты не пристанешь к нам, сверкнула глазами Хуутсуу, я убью тебя, а потом отдам эту семью богу. Медленно.
Незнакомец долго изучал ее с застывшим, как гранитная глыба, лицом.
Зачем? не сказал, а прорычал он.
Мне нужны воины, пожала плечами женщина. А ты, кто бы ты ни был, воин.
Если тебе нужны воины, что, во имя Хала, ты делаешь здесь? Бои идут далеко.
Мы искали призраков, Малкениан. Трех призраков. Людей, похожих на тебя.
Незнакомец дернулся, как от удара, приподнял оставшийся у него топор, оскалил зубы, будто готов был кинуться на женщину и вырубить у нее сердце.
Прозвучавшие наконец слова были холоднее камня зимой.
Каких людей?
Хуутсуу медленно покачала головой:
У них нет имен, но одеваются они в черное. Она указала на лохмотья незнакомца. Как ты. Их всего трое, но они не дают нам покоя много месяцев. Перехватывают гонцов, нападают на воинов, бывает, врываются в лагерь и убивают. Те, кто за ними погонится, возвращаются с пустыми руками или вовсе не возвращаются. Лошадей у них нет, у этих троих, но передвигаются они быстро и удары наносят всегда ночью.
Так Губы незнакомца скривило что-то похожее на улыбку. И вы решили к ним пристать? Помочь им? Я думал, аннурцы хилый, выродившийся народ.
Эти нет. Они закалены не хуже любого ургула. И притом они аннурцы, как возглавивший мой народ лич. Они могут знать, как его убить.
По твоим словам, они пытались, возразил человек в черном, да не сумели.
Их всего трое, отмахнулась Хуутсуу. Им трудно смешаться с нашими людьми. А вместе мы сумеем перерезать глотку этому личу.
Если они прежде не перережут глотку тебе. Раз они такие грозные, как бы не нашли вас сами и не убили.
Может, убьют, а может, и нет. Ты будешь с нами. Ты все объяснишь этим аннурцам.
Незнакомец опустил топор и надолго задумался, будто разрываясь между решениями, но под конец покачал головой:
Нет. Я с этим покончил.
Тогда будем биться, пожала плечами Хуутсуу, а после боя я отдам эту семью богу.
Валин забыл дышать и только таращил глаза. Он почти ничего не понял. Он не знал, кто такой Длинный Кулак, кто такой Балендин, почему человек скрывался в лесах, откуда он знает эту женщину и почему она называет его Малкенианом, будто какого-то аннурского императора. Он понял одно. Судьба его семьи висит на волоске. Скажет незнакомец «да», они будут жить. Скажет «нет» случится ужасное. Он заметил, что всхлипывает, стонет, уткнувшись лицом в грязь.
Ничего, Валин, донесся через поляну голос матери. Просто лежи смирно, сын. Все будет хорошо.
Он поднял голову, нашел ее взгляд, увидел протянутую к нему руку. Ее загораживали ургульские копья и ургульские кони, но он видел ее глаза и слышал голос.
Все хорошо, Валин, сынок. Все хорошо.
Рядом с ним, справа, шевельнулся незнакомец. Мальчик повернул голову и увидел, что тот всем телом развернулся к нему.
Как тебя зовут, малый?
Валин, заикнулся он. Назвали по принцу. По старшему сыну императора.
Он не понимал, зачем черному это знать, но пока они разговаривают, они не убивают.
«Пожалуйста, взмолился он про себя, обращаясь к любому богу, какой мог его услышать. Пожалуйста, говорите!»
А Хуутсуу, к его великому изумлению, хохотала. Смотрела на человека в черном и хохотала без удержу. Незнакомец повернул голову к ней и снова к Валину, словно изучая его. Наконец он как будто расслабил плечи. И кивнул.
Ладно, проворчал он. Все равно мне надоело обкрадывать детские ловушки.
Так я и думала. Женщина говорила так, как если бы знала все заранее, а натянутые луки и нацеленные копья были только для виду. Плоть у тебя закалена, а в сердце осталась мягкость.
Встретивший ее взгляд черный казался каким угодно, только не мягким.
Может статься, ты еще пожалеешь, сказал он.
Тем интереснее, улыбнулась всадница.
Отвернувшись от незнакомца, она отрывисто скомандовала, и ургулы поехали прочь с поляны, обращая на Валина и его родителей не больше внимания, чем на грязь под копытами. Валин круглыми глазами смотрел на незнакомца, который склонился над ним, за шиворот поднял на ноги и уставил на него свои страшные глаза.
Ты храбрый парень. Молодец. Как бы тебя ни звали, ты лучше любого сраного императорского сынка. Понял?
Валин нерешительно кивнул. Незнакомец еще долго смотрел на него, потом тоже кивнул.
Хорошо, ворчливо бросил он и, отвернувшись, прошагал через поляну.
Человек выдернул свой топор из спины убитого ургула и пнул труп ногой, как гнилое негодное полено ни на сруб, ни на дрова не сгодится.
13
Адер лжет, сказал Каден.
Киль разглядывал его в приглушенном свете лампы. Почти сразу после разговора на причале Каден вернулся на тридцатый этаж, в свой кабинет, задержался только, чтобы послать слугу разыскать историка. Он дожидался Киля и обдумывал разговор, уставившись сквозь стену закаленного стекла на город внизу и перебирая в голове каждый жест и каждую фразу Адер, высматривая за словами правду. Киль появился к ночи, и к тому времени самые черные подозрения Кадена переросли в уверенность.
В чем? спросил Киль и, прихватив оливку из деревянной мисочки на столе, встал у прозрачной стены рядом с Каденом.
Тот помолчал, снова вызвав в памяти сама-ан сестры ее глаза, губы, напряженные мышцы челюстей. Поразмыслив над застывшим образом, он медленно запустил его движение и стал обращать внимание на ее запинки, на мгновения, когда она отводила глаза.
Не во всем, наконец решил он. Но по части Валина она что-то скрывает.
Киль не сводил взгляд с города. Он с бесстрастным лицом молча ждал продолжения.
От Гвенны и ее крыла, негромко рассуждал Каден, я узнал кое-что новое. Талал, их лич, сказал, что Валин встречался с Адер в Аатс-Киле, это городок на южной оконечности озера Шрам, за несколько дней до начала сражения.
А твоя сестра, заключил историк, утверждает, что вовсе его не видела.
Именно так. Каден покачал головой. Но почему?
Он снова всмотрелся в запечатленный образ.
Кое в чем он сразу узнал в Адер женщину, выросшую из той девочки, с которой Каден много лет назад простился в аннурской гавани. Глаза, конечно, не оставляли простора для ошибки у Адер они всегда горели ярче и жарче всех, даже когда жив был отец. И абрис лица он узнал: вытянутый тонкий овал, высокие скулы, узкий подбородок. Все ее черты, которые он перебирал одну за другой, соответствовали чертам худенькой девочки, памятной ему по детским годам.
Но было что-то еще в ее лице, одновременно явное и неуловимое и не имевшее ничего общего с той девочкой. Каден всмотрелся в глаза сестры, ища слов, чтобы выразить это новое. Она казалась более
Он закрыл глаза, отрешился от привычного вида отцовского кабинета, сосредоточился на врезанном в память образе. Конечно, появились шрамы тонкие красные линии, выжженные у нее на коже молнией у Негасимого Колодца. За эти отметины, да и просто за то, что она тогда выжила, тысячи людей числили ее пророчицей, но шрамы, при всей их необычности, просто шрамы: гладкие черточки, явственно видимые при свете дня, озарявшем воспоминание.