По моему, вчера, после недолгого разговора в кабинете мы больше не виделись. Да, девушка была не в лучшем расположении духа, но всего лишь грустила, а не серьезно обижалась. Наверное. Может быть.
Сажусь на постели, потягиваясь.
– Не помню. А в чем дело?
– Она ушла.
Ну ушла, ну и на здоровье…
Стойте. Как «ушла»?!
Заметив в моих глазах недоуменный вопрос, Каула охотно продолжила докладывать о событиях, прошедших мимо меня:
– Встала сегодня рано рано, собрала свои пожитки и ушла. Сказала, что не может больше оставаться в этом доме. Это ты постарался?
Постарался? Я ничего не делал. Точнее, ничего противозаконного и святотатственного, а все прочие поступки вполне укладываются в мое обычное времяпрепровождение. А может… Неужели?
Она открывала мне ночью дверь? Тогда все понятно: Ришиан не могла знать о наших отношениях, но, увидев на пороге молодую женщину в ночной рубашке, сделала верный вывод и мигом сочинила и исполнила пьеску, сделавшую бы честь любым столичным подмосткам. Но разве повод достаточен для гордого презрения и скоропостижного бегства?
– Так ты виноват? – не унималась Каула.
– В какой то мере… Но я ничего не обещал и ни в чем не клялся, стало быть, не нарушил своих слов.
Матушка присела на постель рядом со мной.
– Да что случилось то?
– Вчера вечером… ночью, то есть, я вернулся поздно и не один. Мне просто помогали добраться до дома.
Сразу следует уточняющий вопрос:
– В подпитии, конечно?
– Немного.
Брови матушки картинно взмывают вверх.
– Ну, скажем, не слишком пьяный. Усталый и только. Меня сопровождала женщина…
Говорю, а сам невольно задумываюсь: что видела Ливин? В уличной одежде пол гаккара не различить, поэтому… Она вполне могла подумать, что я целуюсь с мужчиной. Ой ой ой. Положим, для столичной жительницы такой поворот событий не станет откровением – лишь вызовет брезгливую ухмылку, но если учесть, откуда прибыла моя невеста, зрелище могло породить шок. Неизгладимый. Пожалуй, она простила бы мне другую женщину, но увидев жениха в «мужских» объятиях, оказалась потрясена сверх меры. Ну, Ришиан, ты даже не представляешь, что натворила!
Матушка заинтересованно понукает меня к продолжению:
– Женщина? Кто такая? Красивая? Из хорошей семьи?
– Ну какая «хорошая семья», право слово? Обыкновенная женщина. Служит в приличном игровом доме, только и всего. Хозяин велел ей меня проводить.
– Раз все так просто, почему на Ливин утром лица не было?
Устало огрызаюсь:
– А я откуда знаю? Наверно, потому, что на прощание мы с этой женщиной поцеловались. По дружески.
При произнесении последних слов уверенности мне явно не хватило: Каула покачала головой.
– Знаю я, какая дружба бывает между мужчиной и женщиной.
– Чистая правда: ничего другого! Просто мы… немного увлеклись.
– Друг другом?
– Поцелуем!
Матушка вздохнула, приглаживая ладонями складки юбки.
– Сердитесь?
– Да как я могу сердиться на своего мальчика? – Зеленые глаза полны все теми же нежностью и теплом, что и прежде. – Я горжусь тобой. И всегда буду гордиться.
– Есть повод?
– А как же! – Она ласково провела пальцами по моей щеке. – Я даже рада.
– Чему?
– Что ты не теряешь время зря, и что пользуешься успехом у женщин: это значит, что без внуков меня не оставишь!
Понятно. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы матушкины капризы исполняло.
– Но Ливин…
Каула строго шлепнула меня по губам.
– Вы же еще не обручены? Не обручены. Клятв богам не приносили? Не приносили. А перед свадьбой мужчина обязательно должен во все тяжкие пуститься, так уж заведено, и если девочка оказалась не шибко понятливой… Что ж, поищем другую.