– Что скажете?
– Чем вы накормили пьюпа? Мне не удается столь малыми средствами заставить его петь.
Она лукаво прищурилась, но ответила:
– Сладкое сырое тесто: горсть муки, ложка меда, глоток воды и несколько капель анисового масла. Вам записать рецепт?
– Спасибо, я запомню.
Эльфийка выдержала вежливую паузу и спросила снова:
– О песне… Вы так и не сказали, что услышали в ней.
– Немногое.
– Его можно выразить словами?
Конечно, можно. Но меня никогда еще не заставляли так торопиться с описанием впечатлений.
– Дорога. Тропа. Путь.
Она немного подумала, и, соглашаясь, опустила мягко очерченный подбородок. Соглашаясь, но не до конца:
– Еще что то?
– Вам мало услышанного?
– Любая песня рассказывает о пути. Из прошлого в будущее. Из начала в конец. Иногда водит по кругу… Вы правы, это песня странницы. Но откуда и куда она идет?
Понятно: пока не выложусь полностью, меня не отпустят… Вспоминаю колебания тембра голоса – от чуть хрипловатого и нарочито непритязательного до глубокого и насыщенного отчаянной мольбой. Словно певица доказывала исполнение своих обещаний и требовала ответить, почему другая сторона отступилась от клятвы. Странница, говорите?
– Она проделал долгий путь. Возможно, совершила много ошибок. Достигла заветной цели, но… Что то изменилось. Что то нарушилось, и странница снова оказалась в начале пути. Не зная, куда шагать дальше.
– Теперь я вижу, что не зря проделала свойпуть.
Эльфийка выглядела довольной: даже матовое мерцание гладкой кожи, казалось, стало вдвое ярче.
– Можно идти от свершения к свершению, но каждое из них ослепительно сияет манящим рассветом лишь издали, а вблизи оборачивается усталым закатом. Можно встречать каждый день, как битву, но когда волны улягутся, на поверхности океана жизни не остается твоих следов. И наступает миг, когда все, чего ты желаешь – это вернуться. Вернуться туда, где тебя терзала боль, но именно благодаря ей ты чувствовал, что живешь… Тогда появляется зов , неслышимый обычному уху, но не умолкающий ни на вдох. Ты внемлешь ему и стремишься в обиталище своей мечты, разрушенное и оплаканной, надеясь найти в пепле пожарища хоть один уцелевший росток. Росток любви… И хотя обещание счастья вновь оборачивается ложью, вера в обретение смысла еще жива. Пока тень возлюбленного не растворилась в темноте вечной ночи…
Она говорила, не пела, но слова одно за другим сплетались в мелодию, внешне совсем непохожую на песню, о которой шла речь, а ритм, рождающийся внутри, глубоко в груди, ритм, подчиняющий себе биение пульса, был мне уже знаком.
– Очень красиво. У меня никогда так не получится.
– Я не сказала, что должно получиться так,– возразила эльфийка. – Я пришла увидеть, как получается иначе .
– Но зачем? Ваш пересказ… Совершенен. Мне нечего добавить, а уж пытаться своими неуклюжими словами рассказать то же самое… Кощунственно. Не подбивайте меня на преступление перед красотой.
Изысканная улыбка окрасилась грустью. Эльфийка вернула сытого пьюпа на место и подошла ко мне.
– Красота не существует сама по себе, мы либо видим ее, либо не замечаем. Но подумайте сами: вы человек, я принадлежу к другому народу. Мои глаза черны, как грозовые тучи, ваши похожи на уютный мох лесной поляны… Мы не можем видеть красоту одинаково. И мы не должны так поступать. Радуга рождается из всех красок мира, и красота ничем не отличается от нее.
– Хотите посмеяться над моими жалкими потугами?
– Хочу открыть для себя новую сторону красоты.
Больше она не сказала ни слова, доверив право убеждения своему взгляду. Очень удачно, надо сказать, потому что лиловая темнота, вспыхивающая искорками, не просила и не приказывала.