[Постоянная тенденция генерала Корнилова назначать на посты высшего командования сторонников предреволюционных методов армейского управления и его пассивное отношение к абсолютно недопустимому поведению некоторых командиров в отношении солдат, его безразличие, мягко говоря, к кампании, затеянной некоторыми командирами и офицерами против армейских организаций, приводили меня в отчаяние. Я был совершенно озадачен, пока не понял, что у генерала Корнилова имелись две программы: одна для представления Временному правительству и другая для повседневной практики. Например, в одном из рапортов его относительно армейских организаций, представленных Временному правительству, говорится следующее: «Несомненно, вызывает удивление, что молодые выборные органы не свернули с правильной тропы и так часто оказывались вполне соответствующими ситуации, даже в совершении высшего жертвоприношения кровью в своей доблестной военной деятельности. Комитеты, символизирующие в глазах масс существование революции, гарантируют спокойное принятие всех мер на фронте и в тылу, необходимых для спасения армии и страны». Между тем на практике фронт сражений, который был гораздо лучше организован (а именно Юго-Западный фронт), быстро развалился из-за курса, принятого генералами Деникиным и Марковым, рьяно поддерживавшим «муштровщика» генерала Селиванова и недавнего демократа, генерала Эрдели. И все же служба, которую сослужили Исполнительные комитеты Совета и комиссариаты Юго-Западного фронта в подъеме боеспособности армии и в борьбе против анархии во время прорыва, оказалась абсолютно неоценимой. Я сожалею, что был вынужден подтвердить следующую оценку политики генерала Деникина, указанную в резолюции Исполнительного комитета Совета Юго-Западного фронта: «С момента назначения генерала Деникина на пост главнокомандующего Юго-Западным фронтом штаб начал целенаправленно противостоять всем выборным армейским организациям Явное пристрастие практиковалось в отношении командного состава. Офицеры, попирающие права, обретенные революцией, поощряются, в то время как те, что работают в контакте с выборными организациями, подвергаются преследованиям». Офицерский состав не только желает ущемлять эти права, но и на самом деле пытается восстановить телесные наказания и битье». Кстати, генерал Алексеев в своем хорошо известном письме П.Н. Милюкову приводит следующее объяснение враждебного отношения Исполнительного комитета Совета Юго-Западного фронта к Деникину и Маркову: «Комитет имеет основания урегулировать вопрос с Деникиным и Марковым, которые положили конец разворовыванию комитетом общественных денег». Я считаю своим долгом отвести эти полностью ложные обвинения. Исполнительный комитет Совета Юго-Западного фронта был одним из наиболее серьезных, самоотверженных и патриотичных армейских организаций, который после 6 июля поднял протест против «трусов» и авторитетно поддерживал правительство в его борьбе против самосуда солдат-большевиков.]
Председатель. Кстати, об этом совещании. Деникин принимал в нем участие?
Керенский. Да.
Председатель. Он показал, что его взгляды на немедленные реформы, необходимые армии, получили ваше одобрение.
Керенский. Нет. Деникин хороший и смелый человек. Видите ли, когда я прибыл на совещание (не забывайте, что оно созывалось во время поражения, а не успеха), я сразу понял, что все затаенное возмущение против меня и нового режима готово было выплеснуться наружу. Однако Алексеев, Брусилов и Рузский, люди, больше искушенные в дипломатии, сдерживали себя, хотя и кипели от негодования, в то время как Деникин вел себя как простой прямолинейный вояка. Его речь была такова, что никто, ни при каком правительстве даже не осмелился бы так обратиться к главе правительства. Такую речь при старом режиме даже не стали бы слушать. В ней содержались личные нападки на меня Итак, после речи Деникина, чтобы подчеркнуть, что я принимаю точку зрения о прямолинейном разговоре (который так отличался от речей, допустимых при старом режиме) и уважаю свободу мнений, а также чтобы избежать скандала (другие генералы пришли в замешательство), я встал, протянул ему руку и сказал: «Благодарю вас, генерал, за мужество и за то, что вы откровенно высказали свое мнение». Я хотел этим показать то, что ценю его поведение, но не его речь. Позднее я возражал против точки зрения Деникина и защищал свою собственную. Между тем Деникин лишь резко выразил мнение, которое молча разделяли все остальные. Немедленный роспуск всех выборных органов, уничтожение всех прав, провозглашенных в Декларации, передача всей власти и дисциплинарных прав командующим офицерам, включая восстановление военного приветствия салюта, такова была программа генерала Деникина. [Одним словом, это означало немедленный возврат к старому порядку в армии.] Однако даже присутствовавшие на совещании сторонники Деникина признавали, что такая полная реакция невозможна в столь короткий период.
Сам генерал Деникин в телеграмме от 27 августа 145, обращенной к Временному правительству, по поводу освобождения Корнилова от поста главнокомандующего, ссылается на свою речь на совещании в Ставке 16 июля следующим образом: «16 июля на совещании с членами Временного правительства я заявил, что рядом актов оно разрушило и разложило армию и втоптало наши боевые знамена в грязь». Он был так твердо убежден, что ни одно правительство не стало бы терпеть такую открытую критику и нападки со стороны подчиненного, что «решил: то, что ему позволили остаться на посту главнокомандующего знак того, что правительство признается в своем тяжком грехе». Он так и не понял, что правительство, действуя по принципу правды и справедливости, должно и может спокойно выслушивать каждое честное и независимое мнение.
[Какая ирония судьбы! Генерал Деникин, арестованный как соучастник Корнилова на Юго-Западном фронте, был спасен от ярости обезумевших солдат членами Исполнительного комитета Совета Юго-Западного фронта и комиссарами Временного правительства. Я помню, с какими эмоциями незабвенный Н.Н. Духонин и я читали отчет о том, как горстка бравых людей сопровождала арестованных генералов Маркова, Деникина и других через весь город, сквозь толпу из тысяч солдат, жаждавших их крови; как они посадили генералов на поезд и, силой расчистив пути, в целости вывезли их из Бердичева. В высшей степени несправедливо утверждение генерала Алексеева в его письме к Милюкову, что «страсть и ненависть грубой толпы и солдатни Бердичева были искусственно возбуждены нечистоплотной и дрянной личностью господина Н. и разложившимся персоналом комитета, выказывавшего демагогические тенденции». И далее, «если бы основные агенты в Бердичеве, играющие на грубых страстях грабителей, провалили бы свою игру военные трибуналы и казни в Бердичеве, то у них были бы иные средства в их распоряжении, а именно линчевание оскорбленными демократами». Судьба Н.Н. Духонина дает поразительный пример того, как вожди на самом деле играют страстями толпы. Жертвы в таком случае обречены на гибель.]
Председатель. А разве это совещание не дало основание для последующей замены генерала Брусилова Корниловым?
Керенский. В некотором роде, да. В общем, у нас был весьма ограниченный выбор. По моему мнению, генерал Брусилов не мог остаться. Кроме того, он казался в полнейшей растерянности и не знал, что делать дальше, поэтому явно был не способен продолжать опираться больше на простых солдат, чем на командные органы. Между тем ситуация была такова, что события могли бы развиться с катастрофической неожиданностью, если бы не было твердой руки, способной контролировать весь фронт. Мы ожидали дальнейшего развития германского наступления. С другой стороны, я был вынужден учитывать тот факт, что назначение приверженца политики Деникина спровоцирует одновременный мятеж среди всех войск. Эти доводы решили вопрос.