Федор Иванович посмотрел на часы. Надо было начинать.
Раскрыл, продолжал Стригалев, внутри тоже как расписание поездов столбцы. Вроде со станциями и полустанками. А потом смотрю: батюшки-светы! Это фамилии! И знаете, что оказалось? Нет, не угадаете. Приказ министра Кафтанова об увольнении профессоров и преподавателей, как там сказано, «активно боровшихся против мичуринской науки».
Федор Иванович опустил голову:
Ваш институт тоже упомянут?
У нас же еще ревизия не кончилась, вставил статный Краснов, слегка выпятив фарфоровые глаза наглеца. Данные про нас еще не поступили.
Все сразу смолкли от его бестактности. Федор Иванович покраснел.
Тебе-то, товарищ Краснов, ничто не грозит, сказал Цвях. Ты же мичуринскую науку вон как поддерживаешь
«Ну мой главный! Ну штучка!» повеселев, подумал Федор Иванович.
Так поговорив, все прошли вглубь оранжереи. Здесь, на стеллажах, стояли горшки и ящики с разными растениями, и он сразу узнал высокий ветвистый стебель красавки с несколькими колокольчатыми фиолетово-розовыми цветками.
Чей это ящик? спросил Федор Иванович, сразу заинтересовавшись.
Это мое творчество, снисходительно к самому себе сказал Стригалев. И дальше все мое, Елены Владимировны Блажко и аспирантов.
А что у вас здесь делает «Атропа белладонна»? Федор Иванович не отходил от красавки, он сразу почуял интересный эксперимент.
Она же пасленовая. Я привил ее на картофеле. Видите, как пошла! Все картофельные листья оборваны, но, представьте себе, завязались картофельные клубни! Разрешаю подкопать
Очень интересно! сказал Федор Иванович и, отложив в сторону свой блокнот, запустил руку в мягкую теплую землю. Пальцы его сразу же уперлись в большой твердый клубень. Очень интересно! сказал он, отряхивая пальцы. Прививка сделана до завязывания клубней?
До завязывания. Мы ищем подходы к отдаленному
Да, я сразу понял. Федор Иванович поспешно кивнул и встретился взглядом со Стригалевым. Надо собрать клубни и проверить на алкалоиды, на атропин. Надо все точки ставить до конца, сказал он со значением.
«Рискованно работаешь, подумал он, поглядывая на Стригалева. Атропина в клубнях может не оказаться, и это будет хорошая дубина у вас в руках. Против нашего против мичуринского направления»
Ему не хотелось бить этого человека, так неосторожно подставившего себя под удар. «А имею я право бить за это? вдруг спросил он себя. Ведь это должны были проделать мы, прежде чем громогласно заявлять» Он то и дело принимался изучать Стригалева с растущим болезненным интересом. Лицо Ивана Ильича было подернуто желтизной худосочия, кое-где были заметны фиолетовые пятна заживших чирьев как потухшие вулканы, а один около кадыка, похоже, действовал, был залеплен марлевым кружком.
Стригалев продолжал докладывать:
Очень эффективен метод предварительного воспитания обоих родителей на одних и тех же подвоях
Услышав знакомое слово «воспитание», мичуринец Цвях закивал головой.
Мы взяли взрослые, уже цветущие растения томатов сорт «Бизон». На одни из них прививались молодые сеянцы картошки культурных сортов, а на другие сеянцы дикарей. Когда зацвели скрещивали дикие привои с культурными. Процент удачи скрещиваний доходил до ста Здесь, вы видите, дикарь завязал ягоды. Видимо, томат расшатывает наследственную основу
Цвях опять кивнул несколько раз. «Расшатывание», «наследственная основа» это было хорошо знакомо ему.
На языке Федора Ивановича вертелся убийственный вопрос: первый эксперимент отрицает связь между подвоем и привоем, а второй подтверждает как понять? «Не будем вдаваться в такие тонкости», сказал он себе. Все двинулись дальше вдоль стеллажа, останавливаясь около каждого нового ящика или горшка. Комиссия в молчании осмотрела стебли табака и петунии, привитые на картофеле. Федор Иванович не стал подкапывать, он знал уже: и там были клубни. Здесь под мичуринской маской зрел хороший «финичек» для академика Рядно. Правда, все зависит от того, как подать. Но подавай не подавай, а дело сделано чисто, сама природа говорит в их пользу.
И тут уже ягоды завязались, рассеянно сказал Федор Иванович, остановившись перед какой-то очередной прививкой.
Это Сашины работы, заметил Стригалев. Высокий, он говорил как будто под самым коньком оранжереи. Давай, Саша, докладывай.
Из группы аспирантов выступил красивый юноша, почти отрок, с узким лицом и прямыми, соломенного цвета волосами, словно бы причесанный старинным деревянным гребнем.
Здесь мы прививали картофель на черный паслен и на белену, сказал он, поднимая на Федора Ивановича смелые серые глаза. С той же целью расшатывание наследственной основы. Прививки, по-моему, хорошо удались
Это наш Саша Жуков, заметил Стригалев, кладя ему руку на плечо. Наш активист. Студент четвертого курса. Папа у него знаменитый сталевар. Ударник.
Где же это ты, сынок, так набазурился прививать? спросил Цвях.
Все заулыбались.
У Ивана Ильича набазурился, ответил Саша.
Хорошо бы исследовать эти ягоды на гиосциамин, сказал Федор Иванович. Ведь у белены все части содержат этот алкалоид. По нашей теории, он должен быть и в этих ягодах
Саша оглянулся на Стригалева.
Ну, раз теория сказал тот, встретившись взглядом с московским ревизором, от которого ничего не скрыть.
«Не зря Касьян к нему прицепился», подумал Федор Иванович. Сильно обеспокоенный, он осматривал выставленные перед ним растения, читая по ним всю потайную и хитроумную тактику несдавшегося борца. И только кивал, одобряя хорошо, чисто выполненные прививки и как бы не замечая подвоха. Один только раз он как бы проснулся, услышав знакомую фамилию.
Шамкова, прозвучал около него глубокий, крадущийся голос. Потом протяжный вздох. Анжела Как будто с ним знакомились на танцах.
Пожалуйста, что у вас? кратко сказал он, бросив на нее мгновенный острый взгляд.
Она была крупная, с маленькой головой, туго обтянутой желто-белыми волосами, красный перстень горел на нежнейших пальцах с бледным маникюром. «Как же ты копаешься в земле?» подумал Федор Иванович. Он бегло осмотрел какие-то выращенные ею гибриды, отметил в блокноте, что работа дельная, бьет в ту же точку, что и остальные, и перешел дальше.
Здесь, выставив, как на рынке, плоды своей работы, стояла Елена Владимировна в халатике и в очках.
Что продаетя? спросил Цвях, подходя.
Пожалуйста, сказала она с легким поклоном и подвинула вперед несколько горшков. Продаем картошку. Вот дикари «Солянум пунэ», «Солянум гибберулезум» и «Солянум Шиккии». Все привиты на томаты, у всех завязались ягоды от пыльцы культурных сортов.
Интересный товар, сказал Цвях.
Ну как с катапультой? спросила она, прямо взглянув на Федора Ивановича.
Он отвечал с прохладным и проницательным взглядом тициановского Христа, которому фарисей предложил динарий:
Катапульта хорошее средство для выхода из аварийной ситуации.
Он вчера говорил мне это слово, сказал Цвях.
Он всем его говорит, заметила она.
Сами прививаете? спросил Федор Иванович.
Вот этими инструментами. Она показала маленькие, почти детские руки с корявыми ноготками земледельца. Федор Иванович вспомнил руки Анжелы Шамковой. Да, природа не зря трудилась, создавая руки, и целью ее был не только хватательный инструмент, но и сигнализатор, как сказал бы технарь.
Чистая работа, сказал он, оглядывая привитые кусты. И вдруг запнулся. А что вот эт-то такое? Почти рванувшись вперед, он озабоченно указал на стоящий поодаль горшок со странным одиноким стеблем. Стебель был одет несколькими ярусами крупных листьев и был похож на этажерку. Я что-то не узнаю Это картошка?