А зачем верить? Ты ведь знаешь, что они тебя не обманут. Простите, я хотел сказать: вы знаете. Так это же лучше, чем говорить им: «Я допускаю, что вы меня не обманете, я верю вам». Особенно если с затяжечкой такой скажу. Нет! Я знаю вас! И безо всяких там колебаний, без веры отдаю вам все свое. Беритя! Иногда у Василия Степановича прорывался деревенский акцент.
И в коммунизм нельзя верить, а можно только знать? не отставал Вонлярлярский, округлив глаза, крутя головой.
Федор Иванович посмотрел на него с укоризной.
Не можно, а нужно знать, ответил Цвях. Этим он и отличается от религии.
В общем, да, конечно А вы-то много знаете?
Если честно сказать, очень мало. Не имею достаточных данных.
Вот видите А говорите, верить нельзя. Как же без веры?
Очень просто. То есть, вернее, сложно. Ищу данные и буду искать, пока не найду.
И тут данные! Вы не сговорились с Федором Ивановичем? спросил изумленный Вонлярлярский.
А чего сговариваться? К этому все придем. Зачем мне верить, что «а» есть «а», если я знаю это. Зачем мне верить, что «а» есть «б», когда я знаю, что это не так. Правда, современная мудрость говорит Ну, пусть докажет. Верить это значит передать свой суверенитет. Можно матери. Можно другу. Можно испытанному авторитету. Испытанному. И все до определенной точки. Я верю матери, но знаю, что она недостаточно образованна. И когда она говорит об эпилептическом припадке: «Возьми за мизенный палец, подержи, и все пройдет», я мягко, чтобы не обиделась, обхожу ее совет. И никому я не поверю, кто мне скажет: «Возьми за мизенный палец». Даже если это будет говорить самый что ни на есть Я вычеркиваю начисто всякую веру и отлично, товарищи, обхожусь одним знанием. А так как я знаю, что его у меня маловато, тем более.
То есть как? изумился Вонлярлярский.
А так. Не суюсь!
Феденька, а почему это ты ни во что не веришь, можно узнать?
Я? Тот же путь. Бывают встречи, столкновения И налагают печать на всю жизнь.
На тебе так много печатей? Видно, бедокурил в юности, так я понимаю?
А кто в юности не бедокурил? добродушно заметил Цвях. Все бедокурят.
Федяка, ты что-нибудь нам Случай какой-нибудь из опыта
Расскажу. И Федор Иванович посмотрел на Лену. Пожалуйста, мне стаканчик чаю.
Может, мужчины хотят водочки? предложила Туманова. Могу дать.
Не-е, Цвях отвел водку рукой. С водкой так не поговоришь. Самовар! Наливайте полный самовар! Да чаю еще заваритя!
Получив свой чай, Федор Иванович помешал в стакане ложечкой.
Только это будет не та, не первая история, где добро и зло. Ту историю я пока поберегу. А вот некоторую сказку Про черную собаку тут он страшно на всех посмотрел и добавил: С перебитой ногой Черная такая была, аккуратная собачоночка. Она была не виновата, что родилась с красивой блестящей черной шерстью. Как будто черным лаком облитая Не была она виновата и в том, что люди именно черный цвет назвали цветом проклятия и несчастья. И тайной всякой пагубы. Не серый и не желтый какой-нибудь, а черный.
Он не спеша, чувствуя, что все заинтересовались и забыли о своем другом интересе к нему, отпил полстакана чаю.
Вот так Было это в Сибири, в тридцатом, кажется, году. Мне было двенадцать, и родители устроили меня на лето в деревню, к знакомому крестьянину
Не мешай! гаркнул Вонлярлярский на жену, сбросил ее руку со своего плеча и уставился на Федора Ивановича.
Ну, понятное дело, единоличник. Изба, амбар, рига. Спали мы с хозяйским сыном в амбаре на ларе. Хозяин, помню, все говорил о нечистой силе. «Не спите в амбаре, говорит, она в основном шебаршит там, где икон нет, в амбаре да в овине». Ходил я с ними и в поле помогать. Весело работали. Весело и дрались с соседней деревней по праздникам. Да Дрались-то дрались, а вот ведьму гнать объединились. Обе деревни. Сама ведьма жила в нашей деревне, на краю. Учительницей когда-то была. Все ее боялись. Хозяин говорил: ведьма как ведьма, очень просто. Чувствуете? Он так верил, что это казалось знанием! Ведьма она и есть. Как ночь перекинется собакой черной и бегает по огородам, вынюхивает, значит. А корова потом молока не дает. И не ест ничего. «Не залюбила ведьма нас, это хозяин говорит, не подвез я ей дров. Некогда было, да и с ведьмой связываться кто захочет?» Все ему, хозяину, было ясно Вот и отправились две деревни и мы всей семьей. Родители, дочка пятый класс, сын из техникума, шестнадцатилетний, и я, ваш покорный слуга. Чистим оба зубы «хлородонтом», а в нечистую силу верим! Под утро вернулись с победой. Черную собаку подняли на огородах, погнали. Наш Толя бросил удачно палку, перебил ей переднюю ногу. На трех ускакала. А на следующий день ведьма вышла из своей избы, мы глядь а у нее рука замотана тряпкой. И на перевязи А потом через несколько дней ведьма исчезла куда-то. Изба так и осталась пустая. Никто не селился. Думаю, учительница вышла специально попугать дураков, посмеяться. Руку я сам видел. Ну а Толю я встречаю лет через восемь он уже в этом районе пост занимал. В партии уже был. Я ему говорю: «А помнишь, Толя, как ты ведьме руку перебил?» Как он смутился, как заелозил! «Во-он что вспомнил! Глупость то была, детство, нечего и вспоминать». А сам оглядывается разговор при публике был. Я думаю, у многих людей в жизни была такая встреча с черной собакой. Не только у отсталых крестьян. Гонят и верят, что гонят ведьму
Собака и образованных навещает, сказала Туманова. Только тут собака породистая. Черненькая такая болоночка
Именно, подтвердил Цвях. Тут даже дело не в образовании, а в вытаращенных глазах. Бывает, образованный, а глаза вытаращит раньше, чем подумает. Я помню, в тридцатых годах прямо полосами находила на людей дурь. Безумие такое. Вдруг начинают выискивать фашистский знак, будто бы ловко замаскированный в простенькой и ясной картинке спичечного коробка. Ищут и у всех вытаращенные глаза. И оргвыводы, понятно, для несчастного художника. Или на обложке школьной тетрадки вдруг высмотрят руку, протянутую к советскому гербу, чтоб сорвать. И пошло шепот на закрытых собраниях, отбирают у ребятишек тетрадки. В огонь! Знаний мало, вот и кажется всякое. Верят! В разную чертовщину
Вроде вейсманизма-морганизма, подсказал Стригалев.
У гостей повеселели глаза. Но Цвях этого не заметил.
Напомни им сейчас, кто остался жив, про тетрадки, про спичечный коробок. «Что-о? закричат. Еще что вздумал в старье копаться!»
Я все же до конца не удовлетворен, возразил обиженный голос Вонлярлярского. Что же тогда нам делать с этими прекрасными стихами: «Честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой»?
Там сказано, Стефан Игнатьевич, во-первых, «если». Если мир дороги найти не сумеет, возразила Туманова. А мир отыщет ее в конце концов. Я, во всяком случае, верю
Не верю, а надеюсь, поправил ее Цвях. А золотой сон что? Одни будут спать, а другие шарить у них по карманам. Где вера, там больше всего спешат от верящего что-нибудь получить. Авансом. Деньгами. Или подсунуть бумажку какую-нибудь подписать. Нет, сна не нужно. Только знание.
Когда гости начали расходиться, Туманова подозвала Федора Ивановича, потянула его к себе. Зашептала:
Дай сюда ухо. Как тебе моя компания? Как тебе эта девочка? Не правда ли, хороша? У нее и жених подходящий, скажу я тебе.
Кто?
А вот стоял. Стригалев, ты с ним уже знаком. Они вместе работают над картошкой. У него есть кличка, студенты прозвали. Троллейбус, хи-хи-и! Ты их уж не трогай, когда начнешь свою ревизию. Хватит с него, он ведь уже сидел. За это самое за Менделя. И твой брат к тому же, фронтовик. Ладно?
Поэтому, прощаясь с Леной, Федор Иванович был сух и даже невежливым образом продолжал разговор с Цвяхом, показывая, что очень увлечен. Это у него получилось само собой он не смог бы иначе скрыть свое неожиданное страдание. Она же, держа его руку и слегка пожимая, не отрывала глаз от его лица. Но пришлось все же оторвать, и, надев кофту, она поспешила к двери, за которой на лестничной площадке ее ждал этот угрюмый Троллейбус.