– Духи земли и неба! – прошептала изумленная Маб. – Да ведь это же мэллорн! Откуда ты знаешь о них? Они умерли давным‑давно.
– Он снился мне, – шепотом ответил Лис.
Мэллорн исчез, и дети увидели степь, заросшую серебристой травой. Трава волнами ходила под сильным ветром, и по траве, наперегонки с ветром, несся большой, тоже серебряный лис. Он стелился по земле и подпрыгивал, и было ясно, что он не гонится за добычей и не удирает от погони, а просто полон чувств и сил. Несколько минут они заворожено следили за бегом лиса, потом он погас.
– Я устал, – сказал Гилиан. – Не щекочите больше. А лучше отправляйтесь все спать.
– А ты опять будешь здесь спать? – спросил Ирби.
– Да. Спокойной ночи, Маб.
Маб направилась к двери, положив руки на плечи детей, но на пороге обернулась. И Красный Лис едва устоял перед глубочайшей, обволакивающей нежностью ее взгляда.
– Нет – так нет, – вполголоса сказала она и закрыла за собой дверь.
– Она, наконец, уезжает, – сказала жена. – Теперь вздохнем свободно?
Гилиан кивнул.
– Ты выкрутился?
– Да, – неохотно ответил он. – Кое‑как.
– Я рада.
– В самом деле?
Роанон поглядела на него попристальнее – какой‑то уж очень утомленный был у него вид.
– Аларих, – сказала она, – я очень рада, что ты устоял перед самой Маб. Я хочу… чтобы вечером ты не оставался в своей башне. Я буду тебя ждать.
– Спрос на меня растет, – усмехнулся Красный Лис. Усмешка вышла кислой.
– Хотел бы я знать, откуда у тебя информация.
– Я женщина, – ответила Роанон, – и я наблюдательна. Маб вчера рвалась в бой, а сегодня что‑то не похожа на победительницу. Так ты придешь?
– Слушаю и повинуюсь.
На лице Роанон мелькнула легкая улыбка, и она бесшумно удалилась. Красный Лис закусил губу. Сказать по правде, награда, предложенная Роанон за стойкость, ничуть его не прельщала. Маб отомстила за пренебрежение, влив в его душу яд сомнения. Роанон приказала ему явиться! Он честно попытался убедить себя, что она имеет полное право ему приказывать – он‑то в свое время тоже не весьма деликатно с ней обошелся, и она всегда подчинялась. Правда, ухитряясь убить при этом всяческое удовольствие от своего подчинения.