Заметив следы на свежем снегу да фигуру, что тонула во мраке, Алексей уже ступил ногою на подоконник высота была плёвая для такого вояки. Да остановился Басман, завидев, как некий всадник уже преследует беглеца. На том Алексей и отошёл от окна, и не видел, как его сын настиг бегущего. Фёдор было замахнулся, да рубанул криво по руке. От боли беглец заорал и рухнул в снег. Под ним расплылось тёмное пятно. Его уста судорожно шептали проклятья, когда Басманов спешился, по обыкновению своему не сбавляя ходу лошади.
Подойдя к раненому, Фёдор схватил его за целую руку и поволок за собой, точно бездушную ношу. Когда Басманов воротился ко двору, дочерей барских, босых и простоволосых, выволокли на мороз с бойким улюлюканьем.
От визгливые! присвистнул Алексей Басманов, видя девчушек.
Молочная кожа их в несколько мгновений покраснела от лютого холода. Платья тотчас намокли от снега. Младшей девчонке было чуть больше семи. Алексей обернулся, сперва заметив Данку, лошадь своего сына, а после и самого Федю. Тот бросил раненого себе под ноги и пнул, дабы лежал тот на спине. Грудь беглеца уже была залита горячей кровью.
Батюшка! завопила девушка, преисполнившись ужаса.
Один из опричников тотчас же огрел её резким ударом хлыста. Крик сестры заставил других девушек обернуться, да напрасно милосерднее было бы отвести их взоры, дабы не видели они, как через ворота накинули петлю. Пронзительный девичий вопль вторил гоготу опричников. Несколько мгновений раненый боярин дрыгался и глотал ртом воздух. Хриплый вздох, последний и всё.
Начало светать.
Девичьи крики сменились прерывистым резким заиканием, точно задыхались девушки. Губы их искривились и дрожали в отчаянном страхе. Во влажных глазах застыл сам ужас, и будто бы жизнь навеки покинула их.
Хватайте, что приглянулось! скомандовал Алексей, возвращаясь в своё седло. Да пускайте красного петуха!
Отдав распоряжение, Басман пустился в Слободу, а вместе с ним помчалась пара опричников, кои водрузили на лошадей барских дочек. Фёдор отводил лошадь из-за ворот, когда ощутил руку на своём плече.
Что велел он? спросил Андрей, глядя вслед Басману.
Ежели приглядел чего в доме бери, да поживее. А то не разживёшься на службе государевой, ответил Фёдор и обернулся на усадьбу.
Басманов опёрся на уцелевший столб ворот и со скучающим видом глядел за тем, как опричники мечутся чёрными тенями, погружая на своих лошадей парчу и золото, ухваченное в доме. Один из слуг государевых столь был загромождён ношею драгоценной, что не мог углядеть и дороги перед собой. Оттого и наткнулся на препятствие и повалился в снег, раскидав награбленное. Преградою незримой был сам хозяин дома на его висящее тело и наткнулся опричник, разразившись ругательствами.
От же мразь! Будучи мёртвым, и то, гад, насолил! Тьфу! ворчал опричник, вновь собирая награду свою, отряхивая ткани от снега.
Фёдор с Андреем усмехнулись, глядя, как тот поносит покойника.
Кажется, впустую брешешь, Вань. Плевать ему, он висит себе, с улыбкой добавил Фёдор.
Опричник было обернулся на Басманова, да и не ответил ничего сплюнул на снег да и продолжил добро своё собирать.
Ну полно тебе, отмахнулся Андрей. Что за красный петух?
Фёдор заулыбался пуще прежнего, обернув лицо к другу.
Не видал ещё? спросил Басманов, сложив руки перед собою да перебирая пальцами, точно предвидя то ещё зрелище.
Андрей лишь свёл брови и в недоумении глядел на друга. Фёдор меж тем вставил два пальца в рот да присвистнул на весь двор.
Пошевеливайтесь! А то до зари не управимся! громко объявил он.
Опричники чётко поняли, что значат слова эти, забегали да по коням рассаживаться принялись. Меж тем те, кто был в доме, повыбегали разом, роняя на ходу барские погремушки. Басманов же забрал факел, направился к крыльцу и подпалил порог дома.
Гойда! Гойда! кричали опричники, вскинув над головой обнажённые свои сабли.
Пламя быстро охватывало резное дерево. Огонь мелкими языками-чертятами разбежался внутри дома. Когда крыша уже начала обрушиваться, опричники сели по коням и помчались к заутренней службе.
«Пора пробудиться» думал Иоанн, глядя этим утром вдаль, откуда поднималась сизая лента дыма. Взгляд его, хоть и утомлённый, но пронзительный, устремлён был на тот дым.
* * *
Когда Иван Кашин вышел из церкви, нахмурился. Завидел сразу, что лошадь его обступили опричники.
Со светлым праздником вас, произнёс Иван, подойдя к фигурам в чёрном облачении, не признавая среди опричников ни одного знакомого лица.
И вас, княже, улыбнулся один из слуг государевых.
То был мужчина росту чуть ниже самого Кашина. Борода его тёмно-русая росла неровно, клочьями, выдранными с обеих щёк. На лбу да на брови виднелись следы будто от когтей. На правом ухе порванная мочка безобразно топырилась огрызком.
Куда, княже, торопишься? спросил опричник, преграждая дорогу к лошади.
Иван тяжело вздохнул и скрестил руки на груди. Холодным взглядом оглядел он опричников. Если и мелькала мысль потянуться к оружию, тотчас же пропала.
Излагайте уж! Чего томите? Как звать-то вас? спросил князь, прищурив взгляд.
Звать меня Иван Булатов. Да будто ты торопишься куда? усмехнулся опричник, кивнув куда-то за плечо князя.
Иван обернулся. Из собора выходил ряд фигур, облачённых в чёрное. То опричники покидали службу. Во главе процессии шёл государь. Лишь по росту его превеликому, что возвышал его даже средь воевод, да по профилю узнал он царя. Ничем боле Иоанн не отличался от опричнины своей. Сопровождали его четверо человек. Со многих шагов видел князь, как государь держит совет всё с теми же лицами, что были на пиру, Басманов да юноша, а вместе с ними князь Афанасий Вяземский да Дмитрий Хворостинин.
Всё отдалялись фигуры, и разговор их доносился короткими обрывками. Слова, произнесённые и без того низким тоном, уж вовсе не были слышны. И хоть не знал Иван, о чём толкует государь с советниками своими, уяснил вновь ныне думы государя далеки от дел Кашиных.
Уж выбрал царь великий слуг, что ближе прочих нынче при дворе. Как видишь, с каким-то уродливым сочувствием вздохнул Булатов с неровной бородой, не до тебя великому царю и князю всея Руси. И не до брата твоего.
От этих слов Иван взвился. Взгляд его в тот же миг преисполнился гнева.
Не смей и говорить о том, чего не ведаешь, сквозь зубы процедил Кашин.
Да легче, княже, легче! опричник взмахнул руками своими, унимая жестом пыл Ивана. Тут во время службы нам было видение, будто бы оклеветали братца-то твоего. И мы, грешники, должны искупить вину свою, ибо поступились мы совестью своей на службе нашей нелёгкой.
Гнев на лице князя Кашина сменился замешательством.
О чём же ты? произнёс Иван.
Так будто сам не смыслишь? усмехнулся Булатов, да опричники подхватили смех тот.
Нет в сердце моём жажды да стремления к тяжбе меж бояр за власть да любовь царскую, Иван мотнул головой. Жажду лишь суда праведного над братом моим.
Что ж, жди суда праведного от Басмановых али Вяземского, пожал плечами Булатов. Ныне царь им вверяет боле власти, нежели кому-либо.
Умолкни, Иван. Ты в шаге от заговорщества, отрезал Кашин и боязливо оглянулся через плечо.
А Басмановы, того гляди, и преступили ту черту, просто ответил опричник, да и кашлянул, заглушив окончание своих слов.
Иван свёл брови пуще прежнего, но эти речи пробудили в нём странное влечение, с коим совладать не мог он ни разумом, ни сердцем. Заметив ту перемену, продолжил опричник:
Ежели сердце твоё жаждет праведного суда, отчего же не жаждешь ты его для каждого из нас? Отчего же не жаждешь ты праведного суда над самими Басмановыми хотя бы? спросил опричник.