У матери было два любимых депутата Марычев и «Мавродий». Мавроди она считала умным, а Марычева душевным. И когда «душевный Марычев» появлялся на экране телевизора, расхаживая по залу заседания в женском парике, противогазе, расшитой рубашке, телогрейке, бронежилете, арестантской рубахе, поповской рясе, бюстгальтере поверх пиджака или с накладными сиськами, мать радовалась и повторяла за кем-то, что так он привлекает внимание к народной боли.
Горяев позвонил, когда Валя устала ждать. Пациент чуть не свалился с кушетки, услышав из её сумки сотовый.
Здравствуй, ласточка моя! Залети чайку попить, попросил Горяев без предисловий.
Когда?
Через полчасика Слава заедет.
Не могу. У меня приём.
Сделай паузу, домчит как на ковре-самолёте. Скажи больным, что едешь к занятому идиоту, потому что ему без тебя, как без витаминов. Только паспорт захвати.
Валя велела Вике остановить тех, кого ещё можно найти по телефону, и домассировала лежащего на кушетке. А паспорт, как все понаехавшие, всегда носила с собой. Ужас был в том, что утром надела старые джинсы и простенькую кофточку.
Прикид обсосный, покачала головой Вика, распустила Вале волосы, намотала на шею свой модный шарф и подкрасила своей косметикой.
А Слава уже звонил на сотовый из машины, что припаркован у подъезда.
И часто я буду объясняться перед больными об изменении ваших планов? начала было Маргарита, заметив на Вале шарф и косметику.
Не базар, тётя Рита, в баблосиках вы ничего не теряете, напомнила Вика, выталкивая Валю за дверь.
Вокруг автомобиля толпились мальчишки.
Дяденька, это правда «Мерседес»? спросил самый смелый.
Ну.
А чё мигалка такая фуфловая? надменно выступил второй.
У президента такая же, с каменным лицом ответил Слава, и Валя увидела в нём мальчишку, хвастающегося машинкой.
Велел паспортные данные продиктовать, угрюмо сказал Слава.
Валя протянула паспорт, и Слава кому-то зачитал его содержание по телефону, вмонтированному в автомобиль.
Зачем это? насторожилась Валя.
Сказал, в Белый дом.
И они рванули со скоростью реактивного самолёта.
В Белый дом? У Вали перед глазами вспыхнуло, как стоит неподалёку от Белого дома в голубом платье возле возводимых баррикад с плакатом: «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!», а Марк целует её в щеку, подсмеиваясь: «Сегодня всё можно!»
Потом вспыхнуло, как через два года там же перевязывает раненых, а рядом суетится пьяный старичок, вместе с которым чуть не погибла от снайперского обстрела. Растерянно спросила:
А в джинсах пустят? В наше министерство женщин в брюках не пускали.
После девяносто первого года везде пускают, ответил Слава и больше не проронил ни слова.
Валя очень нервничала, пока суровая охрана бокового КПП проверяла её паспортные данные и изучала содержимое сумки. Но рядом хотя бы был Слава. А внутрь первого этажа Белого дома вошла одна и перепугалась ещё больше.
Здесь было уныло: киоски, гардероб. Напоминало большую гостиницу, небрежно построенную в застой. Люди были одеты по-деловому, и Валя забилась в своих старых джинсах в уголок холла.
Горяев появился минут через десять, оживлённо разговаривая с группой невидных мужчин в тёмных костюмах, с портфелями, распухшими от бумаг. На их фоне он был такой элегантный, такой эффектный, что у Вали перехватило дыхание. Распрощавшись с мужчинами, поцеловал её в щёку, словно они сто лет вместе, и повёл коридорами к лифту.
Заботливо спросил:
Голодная?
Нет, от напряжения забыла, что хочет есть.
Экскурсию?
А Ельцин тут сидит? спросила она, чтоб хоть что-то спросить.
Ельцин в Кремле.
А тут кто?
Раньше министры сидели, потом депутатов посадили. После 1993 года депутатов пересадили в бывший Госплан, а министров вернули сюда.
А ты почему тут, если теперь депутат, а не министр?
Окно между двух совещаний.
Ничего, что я в старых джинсах? прошептала она.
Тебе идут джинсы, успокоил Горяев.
Они шли по коридору, выложенному дорожкой отталкивающего красного цвета. С двух сторон были двери, двери, двери, и на стенах ни одной картинки.
Показать, как живут вице-премьеры? весело спросил Горяев.
Вошли в какой-то кабинет. Молодой человек вскочил из-за стола.
Сиди, Ваня, сиди. Любимую девушку привёл на экскурсию.
Молодой человек заулыбался во весь рот. Валя не понимала, кто такой вице-премьер, но всё равно удивилась, что совсем мальчишка. А он подошёл к двери, распахнул её в небольшой зальчик для заседаний и показал:
Вон там след от снаряда.
Валя с Горяевым зашли внутрь. В стене зальчика зияла дыра.
Не отремонтировали? удивилась Валя.
Чтоб не забывалось
Сейчас ещё ничего. А когда заселялись, по стене, извините, мозги были размазаны, заметил молодой человек.
Я внизу на площади раненых перевязывала, сказала Валя.
А кто ж тебя командировал? присвистнул Горяев.
Сама.
Сама? Потом расскажешь. И Горяев скомандовал: Ваня, покажи кабинет.
Чей? спросила Валя.
Вице-премьера, ответил молодой человек.
А вы не вице-премьер?
И мужчины захохотали.
Я помощник, объяснил молодой человек, пропуск вам делал.
За новой дверью нарисовался огромный кабинет с таким огромным столом, что на нём можно было демонстрировать одежду, как на подиуме. А сзади кабинета комната отдыха с диванчиками и креслами, туалет и душевая. И всё это безвкусно и неуютно.
Зашли ещё в один кабинет. Там было то же самое, но на порядок круче и немного другая планировка. В одной из комнат за накрытым столом что-то отмечали секретарши с помощниками. Предложили чокнуться.
Выпей глоток, шепнул Горяев.
Валя взяла чистую рюмку, протянула громогласному пожилому человеку, разливающему напитки.
На весу не наливают, плохая примета, нас Труба так учит.
Труба это кто? спросила она.
Это ЧВС, ответил Горяев.
А ЧВС это кто?
ЧВС это Черномырдин Виктор Степанович. Прости, заработался, говорю на фене. Пошли в буфет.
После рюмки шампанского на голодный желудок стало не так страшно, хотя и непонятно, зачем Черномырдину придумали столько кликух. Буфет смотрел стеклянными стенами на Краснопресненскую высотку. Внизу виднелся парк, полный кипящей молодой зелени, утыканной красными транспарантами.
Откуда там красное?
Коммуняки устроили кладбище по погибшим во время путча. Горяев наставил перед Валей закусок и сладостей.
А ты не коммуняка?
Я партбилет перед камерой не сжигал, ласточка моя, но хочу видеть Россию реформированной. Зазвонил сотовый, и Горяев ответил: Не надо Ушастика. Ушастик перебежал к нам, как только «Выбор России» пошёл на дно. Бегает из блока в блок как сам понимаешь кто.
Ушастик это кто? спросила Валя, когда он закончил говорить.
Это маленький Рыжков, ответил он устало.
Что значит «маленький Рыжков»?
Есть большой Рыжков. А есть маленький.
А большой это кто?
Большой это «плачущий большевик», ответил он уже раздраженно, понимая, что ничего до конца не объяснит. Прости, разучился говорить по-людски, только на сленге.
И про партбилет не поняла.
Марк Захаров сжёг партбилет в прямом эфире и сразу же огрёб за это звание народного артиста. Почему не ешь?
Этот Белый дом строил архитектор, который не любит людей. Валя стеснительно ковыряла вилкой салат.
Точно. Здесь дико темно, и после двух у всех болит голова, пожаловался он. Но в Думе не лучше.
В таких нездоровых условиях решения про нас принимаете? возмутилась Валя.
Смешная ты моя!
Почему не звонил?
Зачем, если нет возможности увидеться?
Чтобы услышаться
У него снова зазвонил сотовый.
Горяев. Да знали мы всё это полгода тому назад! Секрет Полишинеля, мать их! сказал он в трубку. Передай, что мы отрежем ему нефть по самое «ай-яй-яй». А «Лукойлу» скажи, пусть идёт лесом. Конец связи.
Думала, на дачу повезёшь, сказала Валя. А комната отдыха и душ в кабинетах для этого?